ВЕРНУТЬСЯ НА ГЛАВНУЮ


  • слэш-приключения Шерлока Холмса

  • слэш-приключения инспектора Морса, инспектора Льюиса и инспектора Ригана

  • слэш-Вариант "Омега"

  • слэш-приключения Эркюля Пуаро

  • слэш-приключения и "Чисто английские убийства"

  • слэш-приключения команды "Звездного пути"

  • слэш-приключения героев других фандомов


  • слэш клипы

  • обои

  • Петр I+Александр Меншиков=фанфики от Sean
  • Название: Немного снега в холодной стране

    Автор: Jean-Paul

    Фэндом: Шерлок Холмс, Star Trek

    Герои: Шерлок Холмс/Джон Уотсон

    Рейтинг: PG–13

    Категории: слэш, mpreg, викторианская мораль

    Предупреждение: Устраиваюсь в своей вселенной поудобнее. AU+спутанные даты.

    Содержание: Мне давно хотелось объяснить себе происхождение братьев Холмс, привлечь в герои Оскара Уайльда и найти мотивировку полноте и бледности Холмса Бретта в последних сериях. О вулканском происхождении Холмса ходят легенды.

    Примечание: Датское имя Schuyler превратилось у кельтов в вариации Скайлер, Кайлер и прочие. Оно означает "тот, кто ищет свой дом".

    Дисклаймер: Эти герои не приносят мне дохода. Безумное поведение героев – на моей совести.


    В тот год озеро Уиндермире замерзло. Местные жители с удивлением ходили по толстому льду на середине озера, а лорд-мэр провозгласил открытие общественного катка ("Первого в Уиндермире за все время его существования, заметьте!" - кричал он перед толпой, собравшейся на воскресную службу). Снег ровнял холмы и долины Сассекса, ледяные иголки стали вторыми стенами каменных домов и лачуг. Люди поддерживали огонь как их далекие дикие предки и замерзали насмерть, если теряли его в ночи. Промерзший до костей доктор Уотсон стучался в дверь "Клариджа". Шерлок Холмс не впускал его. Стеклянный Лондон утопал в снежной грязи.

    ~*~*~

    Женщина смотрела в сад, где мальчики кидались снежками. Старшему из них было около десяти, это были его первые рождественские каникулы. Дорис следила за подругой из кресла, в котором провела последние два часа, кутаясь в шаль. Она не могла согреться, а вот Агнесс было все равно тепло ли, холодно ли. Агнесс думала о детях.

    – Что они делают? – лениво спросила Дорис.

    – Играют в снежки, - Агнесс обернулась. – Джек побеждает.

    – Пора узнать про обед и загнать их в дом. Джек может заморозить Джона.

    – Позволь мне. Отдыхай.

    "В ней это было с детства, - подумала Дорис,- Почему Господь не дает ей детей? Сигер был бы счастлив". Она подтянула края шали и вновь стала прислушиваться к ребенку внутри нее. Снег повалил сильнее, мальчики загалдели в передней, о чем-то споря с Агнесс.

    ~*~*~

    – У мистера Смита, того, кто держит приют, есть несколько очаровательных малышей. Почему бы тебе не посмотреть на них, а? - девочка уже спала. Дорис знала, что именно сейчас старшая Агнесс слушает более внимательно, чем обычно, и почти не витает в мечтах. – Возможно, Сигеру надо просто показать, что ты не против этого.

    – Ты говорила с ним?

    – Нет.

    – А Джек?

    – Вряд ли. Но он сам сказал, что говорил с мистером Смитом в пабе и тот похвалялся своими успехами в воспитании сирот. И говорил, что у него есть совсем крошки, от которых пока никакого толку. Можно взять пока не они выросли и не превратились в…

    – Жителей трущоб.

    Агнесс улыбалась. Ее серые глаза блестели в полумраке маленькой детской. Дорис наморщила нос:

    – Ты всегда была язвой, Агнесс. Я рада, что ты не потеряла свой дар.

    – Если я молчу, это ничего не значит.

    – Иногда я бы хотела, чтобы ты молчала чуть громче.

    Они смеялись совсем как в юности, когда их родители собирались за одним столом, а их выпроваживали в соседнюю комнату, и они боялись, как бы их не услышали и не отправили спать. Агги-Бетси засучила во сне ручками и женщины замолчали. Агнесс опять погрузилась в мечты. Она задумалась о приюте.

    ~*~*~

    – Ты хочешь сказать, что если возьмешь оборванца, мы будем счастливы?

    – Я хочу сказать, что раз Господь раз за разом отнимает у нас детей, значит, он посылает нам испытания. Возможно, это знак сделать что-то большее, чем оплакивать… - Агнесс замолчала.

    Сигер положил трубку на стол и потер подбородок.

    – Возможно, ты права. Все зависит от воспитания. Но где гарантия, что ты не ошибешься в выборе.

    – Если я ошибусь в выборе, буду виновата только я. И у святых рождались дьяволята.

    – Да-да. Я должен ехать с тобой?

    – Я могу и сама, – она одумалась, увидев его недоверчивый взгляд.- Я поеду с Джеком.

    ~*~*~

    Мистер Смит умел торговать людьми. Это было в его крови, как он сам себе говорил. Еще в молодости он решил, что одним из его предков был римский работорговец, прибывший в Британию в незапамятные времена, но так и не выбравшийся из туманов. Мистер Смит содержал приют для подкидышей.

    Когда Джек и Агнесс приехали к нему, он был несколько озадачен, но, почуяв запах краски Монетного Двора Ее Величества, быстро сориентировался в ситуации.

    – Какого бы вы хотели? – его кабинет располагался над псарней и запах был соответствующий, но Агнесс этого не замечала.

    – Я бы хотела на них взглянуть и выбрать. Если это возможно, конечно,- они с Джеком переглянулись.

    Мистер Смит ухмыльнулся, и Агнесс это не понравилось. Она подумала, что мистер Диккенс знал, что говорит.

    – Разумеется, можно. Пойдемте.

    Они прошли по длинному коридору, отделявшему хозяйственные помещения от классов и спален воспитанников и оказались на развилке.

    – С чего начнем? В этой комнате те, которым почти двенадцать. В средней, - мистер Смит ткнул тростью в средний коридор.- до десяти. А здесь малыши.

    Джек дернул Агнесс за рукав. Она кивнула.

    – Давайте начнем с младенцев, - сказал Джек. За дверью слышался плач и крики.

    Они вошли в спальню, где было не меньше тридцати мальчиков до пяти лет. Шум, плач, визг. Женщина с недобрым лицом посмотрела на мистера Смита с явным недовольством и выпустила из рук чумазого мальчонку. Драка в углу прекратилась, дети, сидевшие на полу в куче опилок замерли.

    – Скажете леди и джентльмену здравствуйте! – голос мистера Смита был громким, словно бурлящий речной поток. Дети вздрогнули.

    – Здравствуйте!- попытались сказать они хором. Плач возобновился.

    Агнесс выхватила взглядом самых младших, лежащих на широких деревянных лавках, прикрученных к стенам. Потом оглядела сидевших на полу, потом рассмотрела старших. Нет, все не то.

    – Хотите посмотреть поближе? – шепнул мистер Смит.

    – Да,- Агнесс рассматривала каждого, кого к ней подводили с вниманием, но не проявляла никаких эмоций. Она вела себя как доктор, приходивший к ним в школу – молчит, осматривает всех учениц, потом вызывает воспитательницу и говорит: "У Агнесс Вернет корь". И ее ведут в лазарет.

    Половина комнаты заполнилась теми, кого она уже посмотрела. Женщина стала подносить ей малышей, разворачивать пеленки.

    – Это все? – она вежливо улыбнулась.

    – Дохлый гоблин! – раздался мальчишеский громкий голос.

    Она резко вскинула голову, чтобы увидеть лицо мистера Смита. Оно было злым.

    – Еще кто-то? – спросил Джек.

    – Есть еще один ребенок, но он вам точно не подойдет. Он умирает.

    – Покажите.

    – Миссис, он умирает, - повторила нянька.

    – Покажите,- ледяной тон Агнесс прекрасно удался.

    Мистер Смит кивнул няньке. Та вздохнула, покачала головой и вновь вернулась к младенцам. То, что Агнесс приняла за ворох пеленок, лежащий в самом дальнем углу оказалось живым.

    Нянька поднесла сверток ближе. На Агнесс смотрели внимательные серьезные глаза полугодовалого мальчика с перевязанной грязным бинтом головой. Впалые щеки, нахмуренные брови.

    – Мне принесли его крестьяне, - Смит говорил добродушным тоном, будто рассказывал сказку. - Они нашли его в лесу. Сказали, что это грех женщины и гоблина.

    – Что с ним? – Агнесс указала повязку.

    – Они подрубили ему уши, чтобы он хоть немного походил на человека. Уши были вот такие,- Смит расставил большой и указательный пальцы и приложил к забинтованной голове.

    – Уши размером с голову? – недоверчиво спросил Джек.

    – И на концах острые, как у гоблинов. Сейчас все намного лучше.

    – От чего он умирает? – спросил Джек.

    – Не могу сказать. Он ничего не ест с тех пор, как его принесли.

    – Совсем ничего? – переспросила Агнесс.

    – Мы кормим их молоком, миссис, - пролепетала нянька.- Он не берет.

    – Разверните, - попросила Агнесс няньку. Та отрицательно покачала головой. – Что еще не так?

    – Дети не должны это видеть, - сказала нянька.

    – Разверните, - решительно повторила Агнесс.

    В складках кожа малыша отливала бледнозеленым. Агнесс подумала, что это из-за голода. Мистер Смит наклонился к уху Джека:

    – А еще у него не хватает того, что есть у всех мальчиков.

    – Я вижу,- прошептал Джек.

    – О чем вы?- спросила Агнесс. Она зачарованно смотрела, как малыш улыбнулся ей и вытянул вперед ручку. Она провела по ней пальцем. Тот сморгнул и попытался сжать ее палец.

    – Агнесс, кхм… колокольчики… Их нет, – шепнул Джек.

    – У меня их тоже нет, - проговорила Агнесс. - Так вы считаете, что это гоблин?

    – Честно говоря, взял только из милосердия, - крякнул Смит. Не станет же он ей рассказывать, что ждет-не дождется, когда мимо будет проходить цыганский табор, который раз в год забирал у него самых красивых и самых уродливых детей.

    – Вы его крестили? Нет? - Агнесс встала, чтобы не дать никому опомниться, перехватила у ошарашенной няньки ребенка, поправила пеленку и, кивнув Джеку, направилась к выходу. – Джек, пожалуйста, возьми у мистера Смита документы на мальчика. Мы подождем в экипаже, - она направилась в обратный путь по каменным коридорам приюта, как его помнила.

    – Как хоть зовут ребенка? - спросил Джек Смита в кабинете.

    – Никак,- пожал плечами Смит.- Гоблин. Что захотите, то и впишете.

    – Да уж.

    Джек Уотсон не знал, что сказать. Не знал, что сказать и Сигер Холмс, когда впервые увидел ребенка. Он знал только одно – им придется покинуть город.

    ~*~*~

    – Мистер Холмс, посмотрите! Он все решил!

    – Да? Неужели? Так выдайте ему аттестат зрелости и покончим с вашим удивлением.

    Не то, чтобы мистер Холмс не был доволен. Он раздувался от гордости, что его сын разбил в пух и прах давнее утверждение мистера Говарда о непригодности мальчика к учению. Прошло всего два года с того момента, как они с Агнесс решили, что такой ум, как у их сына надо развивать систематически и наняли местного учителя, и вот уже Майкрофт побеждает все его задачки шутя.

    Мистер Холмс был очень доволен сыном. Его не смущало то, что ребенка нельзя было отдать в ближайшую школу, и совсем невозможно было отослать в какое-нибудь приличное заведение. На семейном совете они решили, что Майкрофт получит домашнее образование, а потом просто сдаст необходимые экзамены на аттестат зрелости.

    Это Рождество не подарило им особой радости. В маленькой деревушке, где они купили дом и немного земли, к ним относились настороженно, и, несмотря на то, что они жили тут почти семь лет, считали чужаками. Агнесс все свое время посвятила ребенку и не обзавелась новыми подругами. От Джека и Дорис долго не было вестей, а потом Агнесс узнала, что Джек решил уехать в Австралию. Связь потерялась.

    Сигер полюбил рыбачить. Он вставал в середине ночи, одевался в полной темноте, выходил из спальни, заходил к сыну, спрашивал об успехах в корпении над очередной книгой, а потом уходил к морю. Рыбу ели вдвоем с Агнесс. С младенчества их мальчик не ел ничего такого – ни рыбы, ни мяса. Даже молока не пил. Зато отлично разделывал рыбу, давая звонким голоском определения рыбьим внутренностям на всех языках, которые уже выучил. Сигер редко хвалил его. Это мальчишка и так слишком часто слышит от Агнесс. Избалованным его нельзя называть, но все же Сигер считал, что ребенку нельзя потакать. Например, нельзя разрешать ему не спать. И надо заставлять его есть. И что-то надо делать с его желудком, чтобы он перерабатывал съеденное резвее, а не раз в неделю.

    Зимой на берегу делать нечего. Сигер долго ждал, пока жена уснет, потом все-таки встал. Взяв одежду со стула, он вышел в коридор и заглянул к сыну. Тот сидел у стола и, высунув язык, что-то рисовал в толстой тетради.

    – Коровник? – шепотом спросил Сигер.

    – Ага. Ты куда, пап? А, ну да, туманность Лиры.

    – Спать ложись.

    – Угу, - мальчик взъерошил остриженную челку, почесал ухо и, подперев ладонью щеку, продолжил черчение.

    Выйдя на улицу, Сигер поежился. Было холодно, мелкая крупка застелила землю, но небо было высокое и ясное, луна смотрела сверху вниз, как обычно. Его путь лежал на побережье, где огромные валуны давно стали его лучшими друзьями.

    Если Сигер и прикладывался к бутылке, то только вот в такие ночи, когда нечем было заняться. Этот дикий край, в котором не было место добрососедству, где его не просто считали чужаком, а где слово "англичанин" было ругательным, научил его находить себе других друзей. Вот Колин – большой валун, на котором в незапамятные времена местные дикари приносили жертвы своим богам. Он его хороший знакомый – именно под ним живут те самые черви, на которых он ловил рыбу в дальнем ручье. А вот Билл – под ним много мелких камушков, которыми хорошо придавливать сети. А вот и Магда – это его любимый камень. Камень-любовница. Она хранит для него тепло и радость – старую флягу.

    Хруст под ногами – это вечерний снег. Глоточек. Еще. Вон оно – там летом видна Лира. Майкрофт забавно шутит – даже бровью не ведет. А Сигер подыгрывает. Они врут Агнесс, что мальчишка спит каждую ночь, а не раз в неделю. Сигер засекал, что сыну нужно всего три, а иногда и два часа сна, чтобы быть бодрым весь день. Можно есть раз в сутки и быть сытым. Майкрофт утверждал, что есть не хочет и все время просил разрешения провести эксперимент на сколько ему хватает пищи, но Агнесс начинала сердиться и Майкрофт умолкал, и с мученическим видом поглощал свою любимую картошку.

    Они не могли показать его врачу. Малейший порез вызывал истечение зеленоватой жидкости, которую и Сигер и Агнесс посчитали гоблиновской кровью. Когда Майкрофт только появился у них, его уши, отрубленные крестьянами, были покрыты зеленой коркой, которую они отмывали довольно долго.

    Агнесс сделала все, чтобы ее ребенок не отличался от других. Она даже научила его отлучаться вместе с другими мальчиками в кусты, но она также строго-настрого запретила ему снимать шорты на людях. Как же отдавать этого умника в школу? Там же его сразу поколотят до синяков. А они у него не синие.

    Если сделать еще глоток, то Орион-охотник начинает бежать за Тельцом. Начинается ветер и из маленького облачка падает снег. Сигер смотрит в сторону дома, потом на дорогу, ведущую по берегу, потом поворачивается к полю, наполненному валунами-братьями, поднимает в последний раз голову к небу и видит, как навстречу земле катится маленькая звезда.

    ~*~*~

    - И тут он меня спрашивает: "Папа, а откуда берутся дети?" – компания расхохоталась. Мистер Уайльд подождал, когда смех утихнет, и продолжил.- Я задумался об истине и о лжи. Что же в данном случае будет спасением, спросил себя я? И нашел решение…

    – В искусстве? – спросил граф N.

    – В искусстве. Я рассказал ему историю о принце, который жил в замке из цветка, и решил познать мир, для чего пришел к нам с женой и попросился быть нашим сыном. Но для этого ему пришлось превратиться в маленького мальчика. Сын спросил, почему он этого не помнит. Я сказал, что это было очень давно и за это время ему пришлось совершить много дел и он просто про это забыл.

    – Как вы забыли о своем обещании быть на обед у лэди A.? – ехидный граф не отставал сегодня от Уайльда ни на шаг.

    – Мои родители говорили, что нашли меня в чулане, - сказал месье Лапти.

    – А мои, что меня принесла старшая сестра, - мистер Райт затянулся сигарой. - Я много лет пытался добиться от Шарлотты, где она меня нашла.

    – Я был долго уверен, что мой отец принес меня из клиники, в которой тогда работал, - доктор Уотсон затянулся сигарой.

    – А что говорили вам, мистер Холмс? – Уайльд стряхнул пепел в чашку.

    Все повернулись к Шерлоку Холмсу. Его появление на этом ежегодном обеде было сродни скандалу, которые провоцировал Уайльд. Уязвленный драматург старался привлечь внимание общества к себе, но тщетно. Таинственная фигура человека, отказавшегося во всеуслышание от рыцарского звания, привлекала всеобщее внимание намного сильнее фиолетовых брюк.

    Шерлок Холмс вынул изо рта сигару и самым обыденным тоном сказал:

    – Я упал с неба.

    – То есть? – Уайльд сделал приглашающий взмах. Ему не терпелось разговорить мистера знаменитость. Мистеру Уальду сейчас очень не нравилось молчание окружающих и еще больше раздражало, что мистер несостоявшийся рыцарь игнорировал его. – Расскажите.

    – Да, расскажите, - сказали остальные джентльмены.

    Мистер Шерлок Холмс затянулся, выпустил дым, стряхнул пепел:

    – Когда я был совсем маленьким, мама говорила, что я упал с неба. Я спрашивал у отца правда ли это. Он подтверждал. Я спрашивал у старшего брата, он тоже подтверждал. Когда я стал постарше, мне рассказали такую историю, будто бы однажды темной-темной зимней ночью, когда светят только ледяная луна и ее слуги звезды, моя матушка крепко спала, а брат рисовал проект хозяйственных построек, мой отец решил посмотреть на созвездие Жирафа, которое особенно хорошо было видно в том месте, где мы жили…

    – А где вы жили? – перебил Холмса Уайльд.

    – И он отправился в местную обсерваторию. По дороге ему пришлось остановить экипаж, чтобы оглядеться, - все понимающе усмехнулись. – и, после того как он огляделся, он поднял голову к небу, чтобы убедиться, что ночь все еще ясная. В этот момент он увидел, что с неба падает звезда. Не большая, не маленькая. И падает она как раз в то поле, у которого остановился мой отец. Как вы знаете, есть примета, что, увидев падающую звезду, надо загадать желание. В то время у моих родителей было одно желание – еще одно дитя. Мой отец решил направиться на поиски того места, куда звезда упала. Он дошел до небольшого перелеска и там, среди деревьев, на ветвях качалась колыбель, в которой спал младенец. Отец взял колыбель и вернулся домой, так и не рассмотрев Жирафа.

    – Чай подан, господа, - дворецкий вплыл в комнату.

    Все молча встали, на ходу гася сигары. Оскар Уайльд повернулся в графу N.:

    – Какая красивая история. Почему она не пришла мне в голову?

    – Вы можете облечь ее в драматическую форму, - Шерлок Холмс обернулся и посмотрел Уайльду в глаза. – Думаю, мои родители будут не против.

    Граф N. жеманно покачал головой вслед уходящему сыщику:

    – Этот Холмс нахал.

    – Да, - Уайльд поднялся из кресла. – Но в нем что-то есть.

    – Позерство, - фыркнул N.

    - Этого в нем даже больше, чем во мне, - улыбнулся Уайльд. – Я завидую.

    ~*~*~

    Уотсон не находил себе места. Любопытство движет человечеством и убивает кошек – это он знал точно. Он знал Шерлока Холмса слишком давно, чтобы осмелиться лезть с вопросами, и рисковать своим спокойствием или физиономией. Он всегда сдерживался, считая, что если ему что-то нужно знать о Шерлоке Холмсе, то тот либо сам расскажет, либо правда сама выплывет. Так обычно и случалось – тактика навигации по течению срабатывала. Но сейчас, когда его друг лежал на диване в гостиной с повязкой на голове, пропитанной зеленкой, и в ответ на вежливый вопрос вернувшегося с дежурства доктора все ли в порядке не ответил, Уотсон решился.

    Он спустился в гостиную, присел на корточки и начал снимать повязку с головы Холмса.

    – Что вы делаете, - Холмс открыл глаза.

    – Думал, что вы спите, и хотел осмотреть рану прежде, чем вы наврете мне с три короба.

    – Когда это я врал с три короба? – Холмс попытался сесть, отмахиваясь от помощи доктора. – Недоговаривал – было. А что бы врал… Я не помню.

    – Хорошо, не врали. Но ведь могли бы.

    – Теоретически – да. Практически – нет. Это не в моих правилах.

    – Проверим? – Уотсон сел напротив дивана.

    Шерлок Холмс скрестил руки не груди и сделал самую серьезную мину в ожидании допроса.

    – Что у вас с головой?

    – Вы ждете правды или я должен кое о чем умолчать, чтобы не нарушить ваше душевное равновесие.

    – С каких это пор вас заботит мое душевное равновесие?

    – С тех пор, как вы, увидев мое падение в Темзу, устроили истерику.

    – Это была не истерика, - Уотсон сжал челюсти.

    – А что?

    – Что у вас с головой? Прекратите заговаривать мне зубы.

    – Хорошо, я сказу, если вы дадите мне клятвенное обещание не лезть под повязку и не пытаться вылечить меня.

    – Глупости. Вы упали? Ударились? Вас ударили?

    – Прострелили.

    Уотсона всегда поражала эта манера Холмса совершенно холодно сообщать о чем-то важном или серьезном.

    – Что и кто?

    – Прострелили ухо. Блайд. Ничего серьезного.

    – Как ничего серьезного? Как ничего серьезного?! - он был на грани истерики. Да, Холмс прав, его нервы опять расшатаны, как в восьмидесятом, после ранения и тифа, и он опять готов кричать или рыдать или бить что-то или кого-то. Ему надо принять успокоительное, и чем сильнее по действию оно будет, тем лучше.

    – Успокойтесь. Вот выпейте, - Холмс протянул другу стакан.

    – Позвольте мне осмотреть рану.

    – Когда у вас дрожат руки? Ни за что. Это было бы неразумно.

    – У меня не дрожат руки.

    – Дрожат. Я же вижу. Может быть, из-за этого бинта я и не слышу вашего учащенного сердцебиения, но глаза-то у меня на месте.

    – Что вы сделали с Блайдом?

    – Ничего. Он ушел, пока я... Пытался приладить ухо на место.

    – Оно… оторвано? – Уотсон захлебнулся воздухом.

    – Нет. Вам надо успокоиться, - Холмс подался вперед и прикоснулся к щеке доктора. - Со мной все хорошо. Ухо скоро прирастет.

    – Зачем вы налили столько зеленки? – Уотсон опустил голову на спинку кресла. Голова стала очень тяжелой. Клонило в сон.

    – Сколько вытекло – столько и налилось, - как всегда спокойно ответил Холмс. Через секунду Уотсон уснул.

    ~*~*~

    Прежде, чем доктор Уотсон осознал, что происходит, он получил небольшой жизненный урок - никогда не следи за соседом. Особенно, если твой сосед такой человек как Шерлок Холмс. Не подглядывай. И вообще веди себя прилично.

    Элемент слежки в их отношениях был всегда, только Шерлоку Холмсу для этого не требовалось красться за Уотсоном по туманным улицам или подглядывать в замочную скважину. Его логика выводила заключения сама собой. А вот Уотсону подглядывать приходилось.

    Сначала ему было все равно. Наверное, первые полтора-два года. Потом любопытство взяло верх – он стал помогать Холмсу в работе. К концу восьмидесятых он был беззаветно влюблен. Он перестал видеть высокую сутулую худую фигуру, всегда остриженную по прямой челку, вечно спокойное выражение лица, озаряемое скупой ухмылкой или лукавым поднятием брови. Он перестал замечать дурные привычки. Он любил дух и не смотрел на тело. А именно тело и стало причиной…

    Он сказал, что едет к родственникам. Холмс кивнул, а на прощание не подал руки. Уотсон пожал плечами и ушел.

    Джек и Дорис Уотсон умерли еще в Австралии, брат скончался несколько лет назад, поэтому Уотсон под родственниками имел в виде свою младшую сестру и ее мужа. Визит оказался удачным, он возвращался в Лондон на неделю позже, чем планировал, веселый и отдохнувший.

    Сойдя с поезда, и вдохнув мутного морозного воздуха, доктор направился домой, решив явиться на службу завтра. В такой ранний час он ожидал застать всех дома, но, открыв дверь квартиры, сразу понял, что хозяйки нет. Поспешив наверх, Уотсон бросил чемоданы у лестницы и заглянул в гостиную. Холмса там не было. Не ответил он и на стук в дверь спальни. Только прислушавшись, Уотсон понял, что в ванной течет вода.

    На его памяти Холмс никогда не попадал в глупые ситуации. Как глупо было не закрыть дверь ванной сейчас! Уотсон постучал по косяку двери. Фигура, закутанная в простыню, повернулась.

    – Привет, Холмс!

    – Уотсон! – Холмс шагнул вперед, протянув руку в приветствии. От интенсивного рукопожатия импровизированная тога не удержалась на месте и соскользнула вниз.

    "Это был инстинкт" – оправдывал себя Уотсон. Он опустил глаза только из-за глупого инстинкта. – "Я никогда не должен смотреть, куда не попадя. Особенно на Холмса. Черт бы его побрал!"

    – Выйдите вон, Уотсон, - ледяным тоном отчеканил Холмс.- Разберите чемоданы.

    Уотсон попятился. Он действительно разобрал чемоданы. И действительно вышел из комнты только поздно вечером, когда услышал, как Холмс настраивает скрипку, стоя напротив его двери. Этот ритуал немного успокоил его. Он привык понимать сигнал к примирению. И всегда отвечал на него. Даже сейчас, когда узнал, что его друг не совсем мужчина.

    ~*~*~

    – Эта аномалия не наблюдалась ни кого их наших предков, насколько известно нашим родителям. Только мы с братом.

    – То есть смешение крови вашего отца и вашей матери дало такой эффект?

    – Если рассуждать логически.

    – Но ваш брат имеет семью, значит…

    – Уотсон, его семья… А что вы этим хотели сказать? Простите, что я вас перебил.

    – Отсутствие scrotum предполагает невозможность иметь потомство.

    – Я могу лишь оставить вас в неведении относительно семейных дел моего брата.

    – Кажется, я понял, - Уотсон курил не переставая. Это действительно помогало думать и успокаивало. Иначе он не понял бы, на что намекает Холмс.

    – Могу вам так же сообщить, что мы оба обладаем повышенной температурой тела, сниженным сердечным ритмом и странным оттенком кожи.

    – Странным оттенком?

    – Вы не замечали?

    – Ваша бледность… мне кажется это от нездорового образа жизни.

    – А если я вам скажу, что ни я, ни мой брат никогда не спали больше трех часов в неделю, никогда не если животной пищи, никогда не испражнялись чаще, чем раз в неделю и никогда, заметьте, Уотсон, никогда не испытывали сильной любви или сильной ненависти.

    – То я не найду, что ответить.

    – Да, я тоже не нашелся, когда понял, что я не такой как все люди.

    – Это ужасно.

    – Выпейте еще.

    – Вы тоже.

    – Если честно, я пью, но ничего не чувствую – ни вкуса, ни должной реакции тела.

    – Вы меня сейчас убьете. Мой разум не вынесет такой нагрузки.

    – Нет, уж, Уотсон, вам лучше узнать все и сразу, иначе ваш разум будет придумывать всякие ужасы, которых на самом деле нет.

    – Есть еще что-то?

    – Да.

    – Ну?

    – Как вам нравятся мои уши?

    – Уши? А что уши?

    – Вам нравятся мои уши?

    – Мне? Какая мне разница, какие у вас уши?

    – Это еще раз доказывает Уотсон, что вы смотрите, но не видите.

    – Так… Что там с вашими ушами? Я их почти не вижу – у вас слишком длинные волосы.

    – И давно ли у меня длинные волосы?

    – Ээээ… Сколько я вас знаю.

    – А почему? Господи, Уотсон, ну это уже элементарно.

    – Вы прячете уши?

    – Да.

    – Можно посмотреть?

    – Нет.

    – А если я подкрадусь и…

    – Моя реакция лучше вашей, я успею перехватить вашу руку. Тем более, если она будет с ножницами.

    – Я подсыплю вам снотворное.

    – Я почувствую его в воде или еде и успешно спровоцирую рвоту.

    – Я свяжу вас.

    – Я разорву веревку. Этот трюк вы пару раз наблюдали.

    – Я подкараулю вас и…

    – Что?

    – Не знаю. Почему бы вам просто их не показать?

    – Нет.

    – Тогда… Я соблазню вас, затяну в сети порока, и тогда, нашептывая вам всякую романтическую ерунду, смогу их рассмотреть.

    – Вот еще глупости! Это решение совершенно нелогично.

    – Почему?

    – Чтобы соблазнить меня, как вы выразились, вам придется…

    – Что?

    – Я не…

    – Что?

    – Я не знаю, что вам придется сделать. Я уже говорил вам, что я никогда не испытывал влечения, но сейчас, когда вы сделали мне предложение.

    – Предложение?

    – Разве это не предложение?

    – А… да.

    – Давайте попробуем. Сейчас мне кажется это хорошим решением.

    – И я увижу ваши уши?

    – Если у вас получится, то да.

    И Шерлок Холмс вытянул два пальца вперед.

    ~*~*~

    Они лежали в темноте. Уотсон водил пальцем по удлиненным ушным хрящам своего друга.

    – Когда я спрашивал маму, отчего у меня такие уши, а у нее нет, она говорила, что меня принесли эльфы. И что возможно, моя настоящая мать фея, а отец эльф. И что меня оставили в корзинке на ветвях яблони в нашем саду.

    – А история про звезду?

    – Это когда мне уже было лет шесть. А до этого была красивая сказка. Но про звезду мне тоже нравилось, - Холмс накрыл ладонью руку Уотсона. – Ни я, ни брат не учились в школе, чтобы нас не дразнили и не задавали лишних вопросов. В Университете есть возможность избегать других людей, а в школах нет.

    – Но у вашего брата не такие хрящи.

    – Они… Он, когда был маленький, попал в руки разбойников и они отрезали ему верхушки.

    – Это правда?

    – Мать и отец клянутся. Я им верю. Если это отец сделал такое с Майкрофтом, то почему не отрезал и мне?

    – Это тот шрам?

    – От пули Блайда? Да. Удачно получилось. Вот если бы уши были отрезаны, пуля прошла бы мимо.

    – Шрам плохо затянулся. Зачем вы тогда налили столько зеленки?

    – Это не зеленка.

    – Я даже не буду спрашивать что. Только усталость не дает мне реагировать должным образом.

    – Я вам скажу. Вы же рано или поздно узнаете.

    – Ну?

    – Это кровь.

    – Да ладно! Уши – да. Не писаете – да. Не едите – ну это уже ваше дело. Но про кровь врать не надо.

    – Я не вру. У Майкрофта то же самое. Поэтому мы не могли ходить в публичную школу. Поэтому отец ухлопал целое состояние на домашних учителей. Поэтому я не занимался спортом в Университете. Поэтому я не обращаюсь к врачам. Поэтому, когда в меня попадает пуля, я не преследую преступника, а позорно бегу. Хотите доказательств?

    – Нет. Ваши доводы меня убедили. Тогда еще вопрос.

    – Слушаю.

    – Какого цвета ваши другие жидкости.

    – Вы бы назвали один из цветов цветом незабудки, а тот, которым вы окрашены сейчас… Я не уверен, что знаю его романтическое называние.

    – Вот теперь зажгите лампу.

    – Ваше любопытство вас погубит.

    – Уже погубило. Поверните выключатель. Выглядит как засохшая кровь.

    – Никакой романтики, как видите.

    – Повернитесь.

    – Зачем?

    – Я хочу посмотреть на ваши уши при свете.

    – Зачем?

    – Я не хочу, чтобы вы их от меня прятали. Они красивые.

    – Красивые?

    – Очень. Как у сказочного эльфа.

    – Джон Уотсон, прекратите нести романтическую ерунду.

    – Я вам ее обещал. Получайте.

    – Когда вы меня там целуете, мне щекотно.

    – Чудесно! Значит, ухо отлично срослось.

    – На мне все отлично срастается.

    – Я не слышу вашего сердца.

    – Оно слышно под правым восьмым ребром. Наверное, там и находится.

    – Что? Нет, уж, хватит. Давайте лучше займемся кое-чем более интересным, чем ваша эльфийская анатомия.

    – Кстати, вот здесь то, куда вставляется ваша часть анатомии.

    Уотсон охает, проникая в чужое тело. Холмс глубоко вдыхает:

    – А еще я мысли читать умею.

    – Шерлок Уильям Холмс, выключите свет. Пожалуйста.

    – Логично, - шепчет Холмс и выключает свет. Темнота и ритмичное движение тел. – А еще я могу забеременеть. Логично, раз у меня есть это.

    – Заткнитесь, Холмс. Мне надоели ваши сказки. Эльф не может забеременеть от человека.

    "Никто не знает, что может эльф, а что нет," – подумал Холмс, но промолчал.

    ~*~*~

    Агнесс Холмс сто раз пожалела о своем решении навестить сыновей. Невестка была из той аристократической породы, что и слова в простоте не скажет, и внук был ее полной копией. Агнесс не понравилось, что Майкрофт похудел и объясняла это той дурной пищей, которую готовил француз-повар. Ведь когда-то она спасла малыша вареной морковью. Нет ничего лучше здоровой деревенской еды.

    Младший сын тоже не радовал. Он располнел и был раздражителен как никогда. Она пыталась разговорить его, но все было тщетно. Она спросила доктора Уотсона, не встречалась ли она с ним раньше. Доктор покачал головой, посчитав это за старческую фантазию, и Агнесс не стала рассказывать. К чему ворошить прошлое? Доктор и так был вылитый отец.

    К вечеру Шерлок совсем позеленел, и хоть и улыбался, материнское сердце сжималось каждый раз, когда ловила его обеспокоенный взгляд. Оставшись наедине, она набралась храбрости и жестко спросила:

    – Что происходит?

    – Все хорошо, мама.

    – Ты слишком бледный. Ты ешь? Хоть иногда?

    – Да, - Шерлок хмыкнул.- Даже больше, чем обычно. Пришлось заказать новый костюм.

    – Расскажи. Ты знаешь, что меня нельзя обмануть.

    – Я никогда тебя не обманывал. Откуда ты знаешь Уотсона?

    – Если его мать звали Дорис, то я была ее подругой. До того, как появился Майкрофт мы жили в одной деревне. Она назвала свою дочь в честь меня.

    – Мы все время переезжали, да?

    – Да.

    – Мне кажется, со мной что-то происходит.

    – Что, милый?

    – Я показал Уотсону свои уши.

    – Ты можешь ему доверять. Как мы с отцом доверяли его родителям.

    – Почему вы уехали?

    – В деревни не поняли наше решение.

    – Майкрофт – эльф?

    – Нет, говорили, что он гоблин.

    – А я?

    – А ты упал с неба. Ты эльф.

    – Я так не могу, мама. Зачем ты рассказываешь одну и ту же сказку? Я же взрослый.

    – Для меня ты все тот же мальчик с морковкой в руке. Знаешь, сколько моркови я сварила за вашу с братом жизнь?

    – Мама, я… Уотсон и я…

    – Ты показал ему уши. Мне достаточно знать только это.

    – Логично мама. Ты как всегда логична.

    – Ты мой сын. И не важно, кто смотрит на твои уши. И на все остальное.

    – Он врач, мама.

    – Доктор Хайд тоже доктор. Я слышала его историю. Ты не слишком увлекся его идеями, надеюсь?

    – Нет. Просто на какое-то время мне показалось, что отец проводил похожие эксперименты.

    – Сигер? Никогда. Он был слишком ленив для этого.

    – Майкрофт в него?

    – Да, - Агнесс улыбнулась.

    – Но мы же приемыши. Откуда мы?

    – Ну и что? Ты – вылитый я. Майкрофт – вылитый отец. Вы Холмсы до мозга костей. Я не знаю, откуда вы. Из старой сказки, наверное.

    – Я должен буду уехать из Лондона на какое-то время.

    – Надолго?

    – Я не знаю. Это уже началось. Но Майкрофт тоже не знает, когда это закончится. Отец говорил нам, что если поискать, то где-нибудь в Ирландии найдутся и девушки-эльфы. Но мы не нашли. Никто не знает физиологию эльфов.

    – Что говорит Уотсон?

    – Он скрывает свои чувства.

    – А ты? Я бы не хотела, чтобы ты обманул его или он тебя. Я помогу, когда настанет время.

    – Я не уверен, что вынесу это.

    – Подумай, через сколько прошла я. У отца остался дом в Сассексе. Ты мог бы пожить там. Вокруг довольно пустынно.

    – А как я объясню… Если то, что я подозреваю - правда?

    – Я вынашивала несколько раз и ни разу ребенок не родился живым. Ты должен иметь это в виду. Сейчас тебе надо больше есть.

    – Да… теперь я сплю каждую ночь.

    – Когда ты уедешь?

    – Как только перестанет застегиваться пиджак, я должен буду удалиться от дел.

    Агнесс принимала мир таким, какой он есть. Признав, что ее сыновья не люди, она смирилась с неизбежным – с ежеминутными неожиданностями. И она ничему не удивлялась. Появление ребенка не страшило ее. Страшило то, что ее сын мог совершить безумство. Он ведь был человеком намного больше, чем эльфом. Как говорил ее покойный муж, "все зависит от воспитания". Снежная пурга забилась в окно. Они сидели молча – старая женщина в черном и эльф с бледным опухшим лицом. Оба витали в мечтах.

    Ждать пришлось долго, почти два года. Только зимой 1895 года, когда озеро Уиндермире замерзло, Шерлок Холмс почувствовал, что пора ехать. Уотсона, как всегда, не было дома. Миссис Хадсон собрала чемодан и вызвала кэб. Билли отправил телеграмму миссис Холмс в Корнуэлл и вызвал доктора из клиники. Только в восемь вечера Холмс закрыл засов Клариджа и рухнул на пол.

    Уотсон долбил в дверь долго, уговаривая себя, что все в порядке. Только услышав звериный вопль, он выбил оконную раму и влез внутрь. Он опять опоздал - в маленьком домике на холмах Сассекса уже появился тот, кого через месяц окрестили именем Скайлер.

    Стеклянный Лондон утопал в снежной грязи. Миссис Холмс учила миссис Хадсон варить прошлогоднюю морковь.

    Fin

    ♂ вверх страницы
    В тот год озеро Уиндермире замерзло. Местные жители с удивлением ходили по толстому льду на середине озера, а лорд-мэр провозгласил открытие общественного катка ("Первого в Уиндермире за все время его существования, заметьте!" - кричал он перед толпой, собравшейся на воскресную службу). Снег ровнял холмы и долины Сассекса, ледяные иголки стали вторыми стенами каменных домов и лачуг. Люди поддерживали огонь как их далекие дикие предки и замерзали насмерть, если теряли его в ночи. Промерзший до костей доктор Уотсон стучался в дверь "Клариджа". Шерлок Холмс не впускал его. Стеклянный Лондон утопал в снежной грязи. ~*~*~ Женщина смотрела в сад, где мальчики кидались снежками. Старшему из них было около десяти, это были его первые рождественские каникулы. Дорис следила за подругой из кресла, в котором провела последние два часа, кутаясь в шаль. Она не могла согреться, а вот Агнесс было все равно тепло ли, холодно ли. Агнесс думала о детях. - Что они делают? - лениво спросила Дорис. - Играют в снежки, - Агнесс обернулась. - Джек побеждает. - Пора узнать про обед и загнать их в дом. Джек может заморозить Джона. - Позволь мне. Отдыхай. "В ней это было с детства, - подумала Дорис,- Почему Господь не дает ей детей? Сигер был бы счастлив". Она подтянула края шали и вновь стала прислушиваться к ребенку внутри нее. Снег повалил сильнее, мальчики загалдели в передней, о чем-то споря с Агнесс. ~*~*~ - У мистера Смита, того, кто держит приют, есть несколько очаровательных малышей. Почему бы тебе не посмотреть на них, а? - девочка уже спала. Дорис знала, что именно сейчас старшая Агнесс слушает более внимательно, чем обычно, и почти не витает в мечтах. - Возможно, Сигеру надо просто показать, что ты не против этого. - Ты говорила с ним? - Нет. - А Джек? - Вряд ли. Но он сам сказал, что говорил с мистером Смитом в пабе и тот похвалялся своими успехами в воспитании сирот. И говорил, что у него есть совсем крошки, от которых пока никакого толку. Можно взять пока не они выросли и не превратились в… - Жителей трущоб. Агнесс улыбалась. Ее серые глаза блестели в полумраке маленькой детской. Дорис наморщила нос: - Ты всегда была язвой, Агнесс. Я рада, что ты не потеряла свой дар. - Если я молчу, это ничего не значит. - Иногда я бы хотела, чтобы ты молчала чуть громче. Они смеялись совсем как в юности, когда их родители собирались за одним столом, а их выпроваживали в соседнюю комнату, и они боялись, как бы их не услышали и не отправили спать. Агги-Бетси засучила во сне ручками и женщины замолчали. Агнесс опять погрузилась в мечты. Она задумалась о приюте. ~*~*~ - Ты хочешь сказать, что если возьмешь оборванца, мы будем счастливы? - Я хочу сказать, что раз Господь раз за разом отнимает у нас детей, значит, он посылает нам испытания. Возможно, это знак сделать что-то большее, чем оплакивать… - Агнесс замолчала. Сигер положил трубку на стол и потер подбородок. - Возможно, ты права. Все зависит от воспитания. Но где гарантия, что ты не ошибешься в выборе. - Если я ошибусь в выборе, буду виновата только я. И у святых рождались дьяволята. - Да-да. Я должен ехать с тобой? - Я могу и сама, - она одумалась, увидев его недоверчивый взгляд.- Я поеду с Джеком. ~*~*~ Мистер Смит умел торговать людьми. Это было в его крови, как он сам себе говорил. Еще в молодости он решил, что одним из его предков был римский работорговец, прибывший в Британию в незапамятные времена, но так и не выбравшийся из туманов. Мистер Смит содержал приют для подкидышей. Когда Джек и Агнесс приехали к нему, он был несколько озадачен, но, почуяв запах краски Монетного Двора Ее Величества, быстро сориентировался в ситуации. - Какого бы вы хотели? - его кабинет располагался над псарней и запах был соответствующий, но Агнесс этого не замечала. - Я бы хотела на них взглянуть и выбрать. Если это возможно, конечно,- они с Джеком переглянулись. Мистер Смит ухмыльнулся, и Агнесс это не понравилось. Она подумала, что мистер Диккенс знал, что говорит. - Разумеется, можно. Пойдемте. Они прошли по длинному коридору, отделявшему хозяйственные помещения от классов и спален воспитанников и оказались на развилке. - С чего начнем? В этой комнате те, которым почти двенадцать. В средней, - мистер Смит ткнул тростью в средний коридор.- до десяти. А здесь малыши. Джек дернул Агнесс за рукав. Она кивнула. - Давайте начнем с младенцев, - сказал Джек. За дверью слышался плач и крики. Они вошли в спальню, где было не меньше тридцати мальчиков до пяти лет. Шум, плач, визг. Женщина с недобрым лицом посмотрела на мистера Смита с явным недовольством и выпустила из рук чумазого мальчонку. Драка в углу прекратилась, дети, сидевшие на полу в куче опилок замерли. - Скажете леди и джентльмену здравствуйте! - голос мистера Смита был громким, словно бурлящий речной поток. Дети вздрогнули. - Здравствуйте!- попытались сказать они хором. Плач возобновился. Агнесс выхватила взглядом самых младших, лежащих на широких деревянных лавках, прикрученных к стенам. Потом оглядела сидевших на полу, потом рассмотрела старших. Нет, все не то. - Хотите посмотреть поближе? - шепнул мистер Смит. - Да,- Агнесс рассматривала каждого, кого к ней подводили с вниманием, но не проявляла никаких эмоций. Она вела себя как доктор, приходивший к ним в школу - молчит, осматривает всех учениц, потом вызывает воспитательницу и говорит: "У Агнесс Вернет корь". И ее ведут в лазарет. Половина комнаты заполнилась теми, кого она уже посмотрела. Женщина стала подносить ей малышей, разворачивать пеленки. - Это все? - она вежливо улыбнулась. - Дохлый гоблин! - раздался мальчишеский громкий голос. Она резко вскинула голову, чтобы увидеть лицо мистера Смита. Оно было злым. - Еще кто-то? - спросил Джек. - Есть еще один ребенок, но он вам точно не подойдет. Он умирает. - Покажите. - Миссис, он умирает, - повторила нянька. - Покажите,- ледяной тон Агнесс прекрасно удался. Мистер Смит кивнул няньке. Та вздохнула, покачала головой и вновь вернулась к младенцам. То, что Агнесс приняла за ворох пеленок, лежащий в самом дальнем углу оказалось живым. Нянька поднесла сверток ближе. На Агнесс смотрели внимательные серьезные глаза полугодовалого мальчика с перевязанной грязным бинтом головой. Впалые щеки, нахмуренные брови. - Мне принесли его крестьяне, - Смит говорил добродушным тоном, будто рассказывал сказку. - Они нашли его в лесу. Сказали, что это грех женщины и гоблина. - Что с ним? - Агнесс указала повязку. - Они подрубили ему уши, чтобы он хоть немного походил на человека. Уши были вот такие,- Смит расставил большой и указательный пальцы и приложил к забинтованной голове. - Уши размером с голову? - недоверчиво спросил Джек. - И на концах острые, как у гоблинов. Сейчас все намного лучше. - От чего он умирает? - спросил Джек. - Не могу сказать. Он ничего не ест с тех пор, как его принесли. - Совсем ничего? - переспросила Агнесс. - Мы кормим их молоком, миссис, - пролепетала нянька.- Он не берет. - Разверните, - попросила Агнесс няньку. Та отрицательно покачала головой. - Что еще не так? - Дети не должны это видеть, - сказала нянька. - Разверните, - решительно повторила Агнесс. В складках кожа малыша отливала бледно-зеленым. Агнесс подумала, что это из-за голода. Мистер Смит наклонился к уху Джека: - А еще у него не хватает того, что есть у всех мальчиков. - Я вижу,- прошептал Джек. - О чем вы?- спросила Агнесс. Она зачарованно смотрела, как малыш улыбнулся ей и вытянул вперед ручку. Она провела по ней пальцем. Тот сморгнул и попытался сжать ее палец. - Агнесс, кхм… колокольчики… Их нет, - шепнул Джек. - У меня их тоже нет, - проговорила Агнесс. - Так вы считаете, что это гоблин? - Честно говоря, взял только из милосердия, - крякнул Смит. Не станет же он ей рассказывать, что ждет-не дождется, когда мимо будет проходить цыганский табор, который раз в год забирал у него самых красивых и самых уродливых детей. - Вы его крестили? Нет? - Агнесс встала, чтобы не дать никому опомниться, перехватила у ошарашенной няньки ребенка, поправила пеленку и, кивнув Джеку, направилась к выходу. - Джек, пожалуйста, возьми у мистера Смита документы на мальчика. Мы подождем в экипаже, - она направилась в обратный путь по каменным коридорам приюта, как его помнила. - Как хоть зовут ребенка? - спросил Джек Смита в кабинете. - Никак,- пожал плечами Смит.- Гоблин. Что захотите, то и впишете. - Да уж. Джек Уотсон не знал, что сказать. Не знал, что сказать и Сигер Холмс, когда впервые увидел ребенка. Он знал только одно - им придется покинуть город. ~*~*~ - Мистер Холмс, посмотрите! Он все решил! - Да? Неужели? Так выдайте ему аттестат зрелости и покончим с вашим удивлением. Не то, чтобы мистер Холмс не был доволен. Он раздувался от гордости, что его сын разбил в пух и прах давнее утверждение мистера Говарда о непригодности мальчика к учению. Прошло всего два года с того момента, как они с Агнесс решили, что такой ум, как у их сына надо развивать систематически и наняли местного учителя, и вот уже Майкрофт побеждает все его задачки шутя. Мистер Холмс был очень доволен сыном. Его не смущало то, что ребенка нельзя было отдать в ближайшую школу, и совсем невозможно было отослать в какое-нибудь приличное заведение. На семейном совете они решили, что Майкрофт получит домашнее образование, а потом просто сдаст необходимые экзамены на аттестат зрелости. Это Рождество не подарило им особой радости. В маленькой деревушке, где они купили дом и немного земли, к ним относились настороженно, и, несмотря на то, что они жили тут почти семь лет, считали чужаками. Агнесс все свое время посвятила ребенку и не обзавелась новыми подругами. От Джека и Дорис долго не было вестей, а потом Агнесс узнала, что Джек решил уехать в Австралию. Связь потерялась. Сигер полюбил рыбачить. Он вставал в середине ночи, одевался в полной темноте, выходил из спальни, заходил к сыну, спрашивал об успехах в корпении над очередной книгой, а потом уходил к морю. Рыбу ели вдвоем с Агнесс. С младенчества их мальчик не ел ничего такого - ни рыбы, ни мяса. Даже молока не пил. Зато отлично разделывал рыбу, давая звонким голоском определения рыбьим внутренностям на всех языках, которые уже выучил. Сигер редко хвалил его. Это мальчишка и так слишком часто слышит от Агнесс. Избалованным его нельзя называть, но все же Сигер считал, что ребенку нельзя потакать. Например, нельзя разрешать ему не спать. И надо заставлять его есть. И что-то надо делать с его желудком, чтобы он перерабатывал съеденное резвее, а не раз в неделю. Зимой на берегу делать нечего. Сигер долго ждал, пока жена уснет, потом все-таки встал. Взяв одежду со стула, он вышел в коридор и заглянул к сыну. Тот сидел у стола и, высунув язык, что-то рисовал в толстой тетради. - Коровник? - шепотом спросил Сигер. - Ага. Ты куда, пап? А, ну да, туманность Лиры. - Спать ложись. - Угу, - мальчик взъерошил остриженную челку, почесал ухо и, подперев ладонью щеку, продолжил черчение. Выйдя на улицу, Сигер поежился. Было холодно, мелкая крупка застелила землю, но небо было высокое и ясное, луна смотрела сверху вниз, как обычно. Его путь лежал на побережье, где огромные валуны давно стали его лучшими друзьями. Если Сигер и прикладывался к бутылке, то только вот в такие ночи, когда нечем было заняться. Этот дикий край, в котором не было место добрососедству, где его не просто считали чужаком, а где слово "англичанин" было ругательным, научил его находить себе других друзей. Вот Колин - большой валун, на котором в незапамятные времена местные дикари приносили жертвы своим богам. Он его хороший знакомый - именно под ним живут те самые черви, на которых он ловил рыбу в дальнем ручье. А вот Билл - под ним много мелких камушков, которыми хорошо придавливать сети. А вот и Магда - это его любимый камень. Камень-любовница. Она хранит для него тепло и радость - старую флягу. Хруст под ногами - это вечерний снег. Глоточек. Еще. Вон оно - там летом видна Лира. Майкрофт забавно шутит - даже бровью не ведет. А Сигер подыгрывает. Они врут Агнесс, что мальчишка спит каждую ночь, а не раз в неделю. Сигер засекал, что сыну нужно всего три, а иногда и два часа сна, чтобы быть бодрым весь день. Можно есть раз в сутки и быть сытым. Майкрофт утверждал, что есть не хочет, и все время просил разрешения провести эксперимент, на сколько ему хватает пищи, но Агнесс начинала сердиться, и Майкрофт умолкал, и с мученическим видом поглощал свою любимую картошку. Они не могли показать его врачу. Малейший порез вызывал истечение зеленоватой жидкости, которую и Сигер и Агнесс посчитали гоблиновской кровью. Когда Майкрофт только появился у них, его уши, отрубленные крестьянами, были покрыты зеленой коркой, которую они отмывали довольно долго. Агнесс сделала все, чтобы ее ребенок не отличался от других. Она даже научила его отлучаться вместе с другими мальчиками в кусты, но она также строго-настрого запретила ему снимать шорты на людях. Как же отдавать этого умника в школу? Там же его сразу поколотят до синяков. А они у него не синие. Если сделать еще глоток, то Орион-охотник начинает бежать за Тельцом. Начинается ветер и из маленького облачка падает снег. Сигер смотрит в сторону дома, потом на дорогу, ведущую по берегу, потом поворачивается к полю, наполненному валунами-братьями, поднимает в последний раз голову к небу и видит, как навстречу земле катится маленькая звезда. ~*~*~ - И тут он меня спрашивает: "Папа, а откуда берутся дети?" - компания расхохоталась. Мистер Уайльд подождал, когда смех утихнет, и продолжил.- Я задумался об истине и о лжи. Что же в данном случае будет спасением, спросил себя я? И нашел решение… - В искусстве? - спросил граф N. - В искусстве. Я рассказал ему историю о принце, который жил в замке из цветка, и решил познать мир, для чего пришел к нам с женой и попросился быть нашим сыном. Но для этого ему пришлось превратиться в маленького мальчика. Сын спросил, почему он этого не помнит. Я сказал, что это было очень давно, и за это время ему пришлось совершить много дел, и он просто про это забыл. - Как вы забыли о своем обещании быть на обед у леди A.? - ехидный граф не отставал сегодня от Уайльда ни на шаг. - Мои родители говорили, что нашли меня в чулане, - сказал месье Лапти. - А мои, что меня принесла старшая сестра, - мистер Райт затянулся сигарой. - Я много лет пытался добиться от Шарлотты, где она меня нашла. - Я был долго уверен, что мой отец принес меня из клиники, в которой тогда работал, - доктор Уотсон затянулся сигарой. - А что говорили вам, мистер Холмс? - Уайльд стряхнул пепел в чашку. Все повернулись к Шерлоку Холмсу. Его появление на этом ежегодном обеде было сродни скандалу, которые провоцировал Уайльд. Уязвленный драматург старался привлечь внимание общества к себе, но тщетно. Таинственная фигура человека, отказавшегося во всеуслышание от рыцарского звания, привлекала всеобщее внимание намного сильнее фиолетовых брюк. Шерлок Холмс вынул изо рта сигару и самым обыденным тоном сказал: - Я упал с неба. - То есть? - Уайльд сделал приглашающий взмах. Ему не терпелось разговорить мистера знаменитость. Мистеру Уальду сейчас очень не нравилось молчание окружающих и еще больше раздражало, что мистер несостоявшийся рыцарь игнорировал его. - Расскажите. - Да, расскажите, - сказали остальные джентльмены. Мистер Шерлок Холмс затянулся, выпустил дым, стряхнул пепел: - Когда я был совсем маленьким, мама говорила, что я упал с неба. Я спрашивал у отца правда ли это. Он подтверждал. Я спрашивал у старшего брата, он тоже подтверждал. Когда я стал постарше, мне рассказали такую историю, будто бы однажды темной-темной зимней ночью, когда светят только ледяная луна и ее слуги звезды, моя матушка крепко спала, а брат рисовал проект хозяйственных построек, мой отец решил посмотреть на созвездие Жирафа, которое особенно хорошо было видно в том месте, где мы жили… - А где вы жили? - перебил Холмса Уайльд. - И он отправился в местную обсерваторию. По дороге ему пришлось остановить экипаж, чтобы оглядеться, - все понимающе усмехнулись. - И, после того как он огляделся, он поднял голову к небу, чтобы убедиться, что ночь все еще ясная. В этот момент он увидел, что с неба падает звезда. Не большая, не маленькая. И падает она как раз в то поле, у которого остановился мой отец. Как вы знаете, есть примета, что, увидев падающую звезду, надо загадать желание. В то время у моих родителей было одно желание - еще одно дитя. Мой отец решил направиться на поиски того места, куда звезда упала. Он дошел до небольшого перелеска и там, среди деревьев, на ветвях качалась колыбель, в которой спал младенец. Отец взял колыбель и вернулся домой, так и не рассмотрев Жирафа. - Чай подан, господа, - дворецкий вплыл в комнату. Все молча встали, на ходу гася сигары. Оскар Уайльд повернулся в графу N.: - Какая красивая история. Почему она не пришла мне в голову? - Вы можете облечь ее в драматическую форму, - Шерлок Холмс обернулся и посмотрел Уайльду в глаза. - Думаю, мои родители будут не против. Граф N. жеманно покачал головой вслед уходящему сыщику: - Этот Холмс нахал. - Да, - Уайльд поднялся из кресла. - Но в нем что-то есть. - Позерство, - фыркнул N. - Этого в нем даже больше, чем во мне, - улыбнулся Уайльд. - Я завидую. ~*~*~ Уотсон не находил себе места. Любопытство движет человечеством и убивает кошек - это он знал точно. Он знал Шерлока Холмса слишком давно, чтобы осмелиться лезть с вопросами, и рисковать своим спокойствием или физиономией. Он всегда сдерживался, считая, что если ему что-то нужно знать о Шерлоке Холмсе, то тот либо сам расскажет, либо правда сама выплывет. Так обычно и случалось - тактика навигации по течению срабатывала. Но сейчас, когда его друг лежал на диване в гостиной с повязкой на голове, пропитанной зеленкой, и в ответ на вежливый вопрос вернувшегося с дежурства доктора все ли в порядке не ответил, Уотсон решился. Он спустился в гостиную, присел на корточки и начал снимать повязку с головы Холмса. - Что вы делаете, - Холмс открыл глаза. - Думал, что вы спите, и хотел осмотреть рану прежде, чем вы наврете мне с три короба. - Когда это я врал с три короба? - Холмс попытался сесть, отмахиваясь от помощи доктора. - Недоговаривал - было. А что бы врал… Я не помню. - Хорошо, не врали. Но ведь могли бы. - Теоретически - да. Практически - нет. Это не в моих правилах. - Проверим? - Уотсон сел напротив дивана. Шерлок Холмс скрестил руки не груди и сделал самую серьезную мину в ожидании допроса. - Что у вас с головой? - Вы ждете правды или я должен кое о чем умолчать, чтобы не нарушить ваше душевное равновесие. - С каких это пор вас заботит мое душевное равновесие? - С тех пор, как вы, увидев мое падение в Темзу, устроили истерику. - Это была не истерика, - Уотсон сжал челюсти. - А что? - Что у вас с головой? Прекратите заговаривать мне зубы. - Хорошо, я сказу, если вы дадите мне клятвенное обещание не лезть под повязку и не пытаться вылечить меня. - Глупости. Вы упали? Ударились? Вас ударили? - Прострелили. Уотсона всегда поражала эта манера Холмса совершенно холодно сообщать о чем-то важном или серьезном. - Что и кто? - Прострелили ухо. Блайд. Ничего серьезного. - Как ничего серьезного? Как ничего серьезного?! - он был на грани истерики. Да, Холмс прав, его нервы опять расшатаны, как в восьмидесятом, после ранения и тифа, и он опять готов кричать или рыдать или бить что-то или кого-то. Ему надо принять успокоительное, и чем сильнее по действию оно будет, тем лучше. - Успокойтесь. Вот выпейте, - Холмс протянул другу стакан. - Позвольте мне осмотреть рану. - Когда у вас дрожат руки? Ни за что. Это было бы неразумно. - У меня не дрожат руки. - Дрожат. Я же вижу. Может быть, из-за этого бинта я и не слышу вашего учащенного сердцебиения, но глаза-то у меня на месте. - Что вы сделали с Блайдом? - Ничего. Он ушел, пока я... Пытался приладить ухо на место. - Оно… оторвано? - Уотсон захлебнулся воздухом. - Нет. Вам надо успокоиться, - Холмс подался вперед и прикоснулся к щеке доктора. - Со мной все хорошо. Ухо скоро прирастет. - Зачем вы налили столько зеленки? - Уотсон опустил голову на спинку кресла. Голова стала очень тяжелой. Клонило в сон. - Сколько вытекло - столько и налилось, - как всегда спокойно ответил Холмс. Через секунду Уотсон уснул. ~*~*~ Прежде, чем доктор Уотсон осознал, что происходит, он получил небольшой жизненный урок - никогда не следи за соседом. Особенно, если твой сосед такой человек как Шерлок Холмс. Не подглядывай. И вообще веди себя прилично. Элемент слежки в их отношениях был всегда, только Шерлоку Холмсу для этого не требовалось красться за Уотсоном по туманным улицам или подглядывать в замочную скважину. Его логика выводила заключения сама собой. А вот Уотсону подглядывать приходилось. Сначала ему было все равно. Наверное, первые полтора-два года. Потом любопытство взяло верх - он стал помогать Холмсу в работе. К концу восьмидесятых он был беззаветно влюблен. Он перестал видеть высокую сутулую худую фигуру, всегда остриженную по прямой челку, вечно спокойное выражение лица, озаряемое скупой ухмылкой или лукавым поднятием брови. Он перестал замечать дурные привычки. Он любил дух и не смотрел на тело. А именно тело и стало причиной… Он сказал, что едет к родственникам. Холмс кивнул, а на прощание не подал руки. Уотсон пожал плечами и ушел. Джек и Дорис Уотсон умерли еще в Австралии, брат скончался несколько лет назад, поэтому Уотсон под родственниками имел в виде свою младшую сестру и ее мужа. Визит оказался удачным, он возвращался в Лондон на неделю позже, чем планировал, веселый и отдохнувший. Сойдя с поезда, и вдохнув мутного морозного воздуха, доктор направился домой, решив явиться на службу завтра. В такой ранний час он ожидал застать всех дома, но, открыв дверь квартиры, сразу понял, что хозяйки нет. Поспешив наверх, Уотсон бросил чемоданы у лестницы и заглянул в гостиную. Холмса там не было. Не ответил он и на стук в дверь спальни. Только прислушавшись, Уотсон понял, что в ванной течет вода. На его памяти Холмс никогда не попадал в глупые ситуации. Как глупо было не закрыть дверь ванной сейчас! Уотсон постучал по косяку двери. Фигура, закутанная в простыню, повернулась. - Привет, Холмс! - Уотсон! - Холмс шагнул вперед, протянув руку в приветствии. От интенсивного рукопожатия импровизированная тога не удержалась на месте и соскользнула вниз. "Это был инстинкт" - оправдывал себя Уотсон. Он опустил глаза только из-за глупого инстинкта. - "Я никогда не должен смотреть, куда не попадя. Особенно на Холмса. Черт бы его побрал!" - Выйдите вон, Уотсон, - ледяным тоном отчеканил Холмс.- Разберите чемоданы. Уотсон попятился. Он действительно разобрал чемоданы. И действительно вышел из комнаты только поздно вечером, когда услышал, как Холмс настраивает скрипку, стоя напротив его двери. Этот ритуал немного успокоил его. Он привык понимать сигнал к примирению. И всегда отвечал на него. Даже сейчас, когда узнал, что его друг не совсем мужчина. ~*~*~ - Эта аномалия не наблюдалась ни кого их наших предков, насколько известно нашим родителям. Только мы с братом. - То есть смешение крови вашего отца и вашей матери дало такой эффект? - Если рассуждать логически. - Но ваш брат имеет семью, значит… - Уотсон, его семья… А что вы этим хотели сказать? Простите, что я вас перебил. - Отсутствие scrotum предполагает невозможность иметь потомство. - Я могу лишь оставить вас в неведении относительно семейных дел моего брата. - Кажется, я понял, - Уотсон курил не переставая. Это действительно помогало думать и успокаивало. Иначе он не понял бы, на что намекает Холмс. - Могу вам так же сообщить, что мы оба обладаем повышенной температурой тела, сниженным сердечным ритмом и странным оттенком кожи. - Странным оттенком? - Вы не замечали? - Ваша бледность… мне кажется это от нездорового образа жизни. - А если я вам скажу, что ни я, ни мой брат никогда не спали больше трех часов в неделю, никогда не если животной пищи, никогда не испражнялись чаще, чем раз в неделю и никогда, заметьте, Уотсон, никогда не испытывали сильной любви или сильной ненависти. - То я не найду, что ответить. - Да, я тоже не нашелся, когда понял, что я не такой как все люди. - Это ужасно. - Выпейте еще. - Вы тоже. - Если честно, я пью, но ничего не чувствую - ни вкуса, ни должной реакции тела. - Вы меня сейчас убьете. Мой разум не вынесет такой нагрузки. - Нет, уж, Уотсон, вам лучше узнать все и сразу, иначе ваш разум будет придумывать всякие ужасы, которых на самом деле нет. - Есть еще что-то? - Да. - Ну? - Как вам нравятся мои уши? - Уши? А что уши? - Вам нравятся мои уши? - Мне? Какая мне разница, какие у вас уши? - Это еще раз доказывает Уотсон, что вы смотрите, но не видите. - Так… Что там с вашими ушами? Я их почти не вижу - у вас слишком длинные волосы. - И давно ли у меня длинные волосы? - Ээээ… Сколько я вас знаю. - А почему? Господи, Уотсон, ну это уже элементарно. - Вы прячете уши? - Да. - Можно посмотреть? - Нет. - А если я подкрадусь и… - Моя реакция лучше вашей, я успею перехватить вашу руку. Тем более, если она будет с ножницами. - Я подсыплю вам снотворное. - Я почувствую его в воде или еде и успешно спровоцирую рвоту. - Я свяжу вас. - Я разорву веревку. Этот трюк вы пару раз наблюдали. - Я подкараулю вас и… - Что? - Не знаю. Почему бы вам просто их не показать? - Нет. - Тогда… Я соблазню вас, затяну в сети порока, и тогда, нашептывая вам всякую романтическую ерунду, смогу их рассмотреть. - Вот еще глупости! Это решение совершенно нелогично. - Почему? - Чтобы соблазнить меня, как вы выразились, вам придется… - Что? - Я не… - Что? - Я не знаю, что вам придется сделать. Я уже говорил вам, что я никогда не испытывал влечения, но сейчас, когда вы сделали мне предложение. - Предложение? - Разве это не предложение? - А… да. - Давайте попробуем. Сейчас мне кажется это хорошим решением. - И я увижу ваши уши? - Если у вас получится, то да. И Шерлок Холмс вытянул два пальца вперед. ~*~*~ Они лежали в темноте. Уотсон водил пальцем по удлиненным ушным хрящам своего друга. - Когда я спрашивал маму, отчего у меня такие уши, а у нее нет, она говорила, что меня принесли эльфы. И что возможно, моя настоящая мать фея, а отец эльф. И что меня оставили в корзинке на ветвях яблони в нашем саду. - А история про звезду? - Это когда мне уже было лет шесть. А до этого была красивая сказка. Но про звезду мне тоже нравилось, - Холмс накрыл ладонью руку Уотсона. - Ни я, ни брат не учились в школе, чтобы нас не дразнили и не задавали лишних вопросов. В Университете есть возможность избегать других людей, а в школах нет. - Но у вашего брата не такие хрящи. - Они… Он, когда был маленький, попал в руки разбойников, и они отрезали ему верхушки. - Это правда? - Мать и отец клянутся. Я им верю. Если это отец сделал такое с Майкрофтом, то почему не отрезал и мне? - Это тот шрам? - От пули Блайда? Да. Удачно получилось. Вот если бы уши были отрезаны, пуля прошла бы мимо. - Шрам плохо затянулся. Зачем вы тогда налили столько зеленки? - Это не зеленка. - Я даже не буду спрашивать что. Только усталость не дает мне реагировать должным образом. - Я вам скажу. Вы же рано или поздно узнаете. - Ну? - Это кровь. - Да ладно! Уши - да. Не писаете - да. Не едите - ну это уже ваше дело. Но про кровь врать не надо. - Я не вру. У Майкрофта то же самое. Поэтому мы не могли ходить в публичную школу. Поэтому отец ухлопал целое состояние на домашних учителей. Поэтому я не занимался спортом в Университете. Поэтому я не обращаюсь к врачам. Поэтому, когда в меня попадает пуля, я не преследую преступника, а позорно бегу. Хотите доказательств? - Нет. Ваши доводы меня убедили. Тогда еще вопрос. - Слушаю. - Какого цвета ваши другие жидкости. - Вы бы назвали один из цветов цветом незабудки, а тот, которым вы окрашены сейчас… Я не уверен, что знаю его романтическое называние. - Вот теперь зажгите лампу. - Ваше любопытство вас погубит. - Уже погубило. Поверните выключатель. Выглядит как засохшая кровь. - Никакой романтики, как видите. - Повернитесь. - Зачем? - Я хочу посмотреть на ваши уши при свете. - Зачем? - Я не хочу, чтобы вы их от меня прятали. Они красивые. - Красивые? - Очень. Как у сказочного эльфа. - Джон Уотсон, прекратите нести романтическую ерунду. - Я вам ее обещал. Получайте. - Когда вы меня там целуете, мне щекотно. - Чудесно! Значит, ухо отлично срослось. - На мне все отлично срастается. - Я не слышу вашего сердца. - Оно слышно под правым восьмым ребром. Наверное, там и находится. - Что? Нет, уж, хватит. Давайте лучше займемся кое-чем более интересным, чем ваша эльфийская анатомия. - Кстати, вот здесь то, куда вставляется ваша часть анатомии. Уотсон охает, проникая в чужое тело. Холмс глубоко вдыхает: - А еще я мысли читать умею. - Шерлок Уильям Холмс, выключите свет. Пожалуйста. - Логично, - шепчет Холмс и выключает свет. Темнота и ритмичное движение тел. - А еще я могу забеременеть. Логично, раз у меня есть это. - Заткнитесь, Холмс. Мне надоели ваши сказки. Эльф не может забеременеть от человека. "Никто не знает, что может эльф, а что нет", - подумал Холмс, но промолчал. ~*~*~ Агнесс Холмс сто раз пожалела о своем решении навестить сыновей. Невестка была из той аристократической породы, что и слова в простоте не скажет, и внук был ее полной копией. Агнесс не понравилось, что Майкрофт похудел, и объясняла это той дурной пищей, которую готовил француз-повар. Ведь когда-то она спасла малыша вареной морковью. Нет ничего лучше здоровой деревенской еды. Младший сын тоже не радовал. Он располнел и был раздражителен как никогда. Она пыталась разговорить его, но все было тщетно. Она спросила доктора Уотсона, не встречалась ли она с ним раньше. Доктор покачал головой, посчитав это за старческую фантазию, и Агнесс не стала рассказывать. К чему ворошить прошлое? Доктор и так был вылитый отец. К вечеру Шерлок совсем позеленел, и хоть и улыбался, материнское сердце сжималось каждый раз, когда ловила его обеспокоенный взгляд. Оставшись наедине, она набралась храбрости и жестко спросила: - Что происходит? - Все хорошо, мама. - Ты слишком бледный. Ты ешь? Хоть иногда? - Да, - Шерлок хмыкнул.- Даже больше, чем обычно. Пришлось заказать новый костюм. - Расскажи. Ты знаешь, что меня нельзя обмануть. - Я никогда тебя не обманывал. Откуда ты знаешь Уотсона? - Если его мать звали Дорис, то я была ее подругой. До того, как появился Майкрофт, мы жили в одной деревне. Она назвала свою дочь в честь меня. - Мы все время переезжали, да? - Да. - Мне кажется, со мной что-то происходит. - Что, милый? - Я показал Уотсону свои уши. - Ты можешь ему доверять. Как мы с отцом доверяли его родителям. - Почему вы уехали? - В деревни не поняли наше решение. - Майкрофт - эльф? - Нет, говорили, что он гоблин. - А я? - А ты упал с неба. Ты эльф. - Я так не могу, мама. Зачем ты рассказываешь одну и ту же сказку? Я же взрослый. - Для меня ты все тот же мальчик с морковкой в руке. Знаешь, сколько моркови я сварила за вашу с братом жизнь? - Мама, я… Уотсон и я… - Ты показал ему уши. Мне достаточно знать только это. - Логично мама. Ты как всегда логична. - Ты мой сын. И не важно, кто смотрит на твои уши. И на все остальное. - Он врач, мама. - Доктор Хайд тоже доктор. Я слышала его историю. Ты не слишком увлекся его идеями, надеюсь? - Нет. Просто на какое-то время мне показалось, что отец проводил похожие эксперименты. - Сигер? Никогда. Он был слишком ленив для этого. - Майкрофт в него? - Да, - Агнесс улыбнулась. - Но мы же приемыши. Откуда мы? - Ну и что? Ты - вылитый я. Майкрофт - вылитый отец. Вы Холмсы до мозга костей. Я не знаю, откуда вы. Из старой сказки, наверное. - Я должен буду уехать из Лондона на какое-то время. - Надолго? - Я не знаю. Это уже началось. Но Майкрофт тоже не знает, когда это закончится. Отец говорил нам, что если поискать, то где-нибудь в Ирландии найдутся и девушки-эльфы. Но мы не нашли. Никто не знает физиологию эльфов. - Что говорит Уотсон? - Он скрывает свои чувства. - А ты? Я бы не хотела, чтобы ты обманул его или он тебя. Я помогу, когда настанет время. - Я не уверен, что вынесу это. - Подумай, через сколько прошла я. У отца остался дом в Сассексе. Ты мог бы пожить там. Вокруг довольно пустынно. - А как я объясню… Если то, что я подозреваю - правда? - Я вынашивала несколько раз, и ни разу ребенок не родился живым. Ты должен иметь это в виду. Сейчас тебе надо больше есть. - Да… теперь я сплю каждую ночь. - Когда ты уедешь? - Как только перестанет застегиваться пиджак, я должен буду удалиться от дел. Агнесс принимала мир таким, какой он есть. Признав, что ее сыновья не люди, она смирилась с неизбежным - с ежеминутными неожиданностями. И она ничему не удивлялась. Появление ребенка не страшило ее. Страшило то, что ее сын мог совершить безумство. Он ведь был человеком намного больше, чем эльфом. Как говорил ее покойный муж, "все зависит от воспитания". Снежная пурга забилась в окно. Они сидели молча - старая женщина в черном и эльф с бледным опухшим лицом. Оба витали в мечтах. Ждать пришлось долго, почти два года. Только зимой 1895 года, когда озеро Уиндермире замерзло, Шерлок Холмс почувствовал, что пора ехать. Уотсона, как всегда, не было дома. Миссис Хадсон собрала чемодан и вызвала кэб. Билли отправил телеграмму миссис Холмс в Корнуэлл и вызвал доктора из клиники. Только в восемь вечера Холмс закрыл засов Клариджа и рухнул на пол. Уотсон долбил в дверь долго, уговаривая себя, что все в порядке. Только услышав звериный вопль, он выбил оконную раму и влез внутрь. Он опять опоздал - в маленьком домике на холмах Сассекса уже появился тот, кого через месяц окрестили именем Скайлер. Стеклянный Лондон утопал в снежной грязи. Миссис Холмс учила миссис Хадсон варить прошлогоднюю морковь.