Название: Тайна бухты Полду

Автор: Jean–Paul

Категории: слэш

Фэндом: Шерлок Холмс

Герои: Шерлок Холмс/Джон Ватсон

Рейтинг: NC–17

Содержание: В рассказе Артура Конан Дойля "Дьяволова нога" герои отправляются на отдых в Корнуолл, что вдохновило меня на создание очередной версии "первого раза". Действие разворачивается до начала детективного сюжета оригинала. Заклинание взято из англо–корнского словаря.

Предупреждение: AU хронология.

Дисклаймер: Эти герои не приносят мне дохода. Безумство поведения героев – на моей совести.

В марте того года я снял домик близ бухты Полду в Корнуолле, так как был достаточно свободен во времени и средствах, чтобы позволить себе незапланированный отдых. Здоровье моего друга Шерлока Холмса пошатнулось настолько, что доктор Мур Эгер с Харлей–стрит легко убедил его оставить на некоторое время работу и отдохнуть. Нервное и физическое истощение негативно сказалось на настроении Холмса – со времени визита доктора Эгера, который пришел к сыщику по моему приглашению, и по прибытии на Корнуольский полуостров, он почти не разговаривал. Я ощущал себя наемной сиделкой, которую больной не очень–то жалует и мирится с ней как с неизбежной необходимостью. Однако вскоре своеобразное очарование этих мрачных мест побудило Холмса заняться изучением здешней истории и корнского языка, в котором он искал отголоски халдейско–финикийских торговых связей с Англией, и постепенно лед в наших отношениях растаял.

Однажды утром довольно пасмурного дня, пересказывая мне легенду этого древнего края, в которой герой нырял на дно моря и, с помощью заклинаний и продажи души дьяволу, влюблял в себя дочь вождя морского племени, мой друг выразил желание совершить прогулку по побережью, чьи черные скалы производили на меня самое тягостное впечатление. Я согласился, так как день обещал быть таким же скучным, как и все предыдущие. Наскоро позавтракав, мы вышли из дома и направились к морю.

Холмс остановился на берегу бухты и, посмотрев на меня с ехидством, спросил:

– Хотите искупаться, Ватсон?

– В такую погоду? Нет, увольте.

Холмс усмехнулся и начал расстегивать свое легкое пальто.

– Что вы делаете?

– Раздеваюсь, это очевидно.

– Зачем? Вы собрались уплыть на дно моря подобно герою местной легенды?

– Ватсон, ваша наблюдательность меня всегда поражала.

– Ваш юмор неуместен, Холмс. Я запрещаю вам купаться в такую холодную погоду.

– Вы, простите, что? – Холмс бросил пальто на камни и резким движением снял джемпер. – Я не расслышал.

– Я запрещаю вам купаться в такую холодную погоду, – мне пришлось подобрать его вещи с земли. – Я – ваш врач, и считаю это опасным для вашего здоровья.

– А я считаю купание самым верным путем к выздоровлению,– Шерлок Холмс скинул ботинки.– К тому же за последнюю неделю я вполне окреп.

– Но это иллюзия, Холмс. Если вы простудитесь, то не сможете скоро выздороветь.

– Глупости, Ватсон, – он снял носки и рубашку. – Вы кудахчите как наседка. Я произнесу туземное заклятие и не простужусь. "Mynnes dha cara" – и все в порядке.

– Прекратите! Вы даже не взяли с собой полотенце, – я, принимающий одежду детектива из его рук, вдруг понял всю несуразность происходящего.– Вы что, собираетесь купаться нагишом?

– А вас это смущает?– он повернулся ко мне и с самым бесстыдным выражением лица спустил брюки вместе с нижним бельем.

– Ради Бога, Холмс, перестаньте дурачиться, – я отвернулся. – Вы прекрасно понимаете, что если сейчас промокните, то, пока мы дойдем до дома, промерзните до костей.

– Дорогой доктор, во–первых, я не тряпка, чтобы промокнуть, и, во–вторых, надеюсь, в Лондонском университете вас учили делать горячие ванны и держать ноги в тазу с горячей водой и горчицей. Пока я буду в море, припомните рецепты вашей бабушки, – я повернулся к Холмсу и увидел, как он, перешагнув через одежду, вошел в воду. Внутренне я содрогнулся, представив температуру воды и, подобрав вещи Холмса, положил их на ближайший камень. Опустив руку в воду и найдя ее не вполне сносной даже для закаленного человека, и, тем более, довольно холодной для человека ослабленного, я пристально вгляделся в фигуру, удаляющуюся от меня.

Мне всегда казалось, что в жизни моего друга есть тайна, мне неподвластная. Скрытность его натуры давала мне повод для различных фантазий, и иногда мне казалось, что поверни я в какой–нибудь незнакомый переулок Лондона или вернись в дом на Бейкер–стрит часом раньше, правда о нем раскрылась бы мне как на ладони. Я потратил немало лет, пытаясь хоть на шаг приблизиться к разгадке, но уверен, что до сих пор знаю о нем столько же, сколько в самом начале нашего знакомства. Мне никогда не удавалось постигнуть сложные уравнения.

Последний раз я видел Шерлока Холмса полностью обнаженным когда мы вместе посещали турецкие бани. Но даже тогда, я могу поклясться, Холмс не был таким худым, как сейчас. До его исчезновения в пучине Рейхенбахского водопада мы довольно часто бывали в банях не только с гигиенической целью, но и с целью отдохнуть, отвлечься от повседневной суеты. Но, с тех пор как я женился, и после его возвращения, мы посещали бани чаще порознь, нежели вместе, и я не мог припомнить, чтобы это происходило в последние пару лет.

Теперь он снова насмехался над некоторыми моими моральными убеждениями. Иногда он говорил о скрытой сексуальности преступности, и мы вели ожесточенные споры на эту тему. Смущал ли он меня? И да, и нет. Ему нравилось смущать меня, нравилось ставить меня в глупое положение, и вновь и вновь демонстрировать широту своих взглядов, порой совсем не увязывавшуюся с тем образом жизни, который он вел. В те времена, когда мы еще плохо знали друг друга, то есть, когда я плохо знал Холмса, мне казалось, что он невинен как Дон Кихот, и так же благороден. Позже, пережив несколько приключений и узнав его чуть ближе, мне стало казаться, что Холмс полон тайных пороков, о которых я никогда не осмелюсь и не пожелаю узнать. Таинственность его личной жизни заставляла меня строить самые нелепые догадки, но я никогда не мог придти к какому–либо определенному выводу.

Достигнув небольшой черной скалы, торчащей метрах в шести от берега, Холмс неожиданно взобрался на нее и, помахав мне рукой, прыгнул в воду. Я не мог видеть его погружения и вздохнул с облегчением, когда его голова показалась над водой.

– Возвращайтесь, Холмс, достаточно!

Холмс повернулся ко мне и, взмахнув руками, ушел под воду. Я выругался про себя. Холмс был великолепным пловцом, но игривое настроение могло сыграть с ним сегодня злую шутку. К тому же, посмотрев на небо, я убедился, что легкая хмарь утра превратилась в мрачную тучу, повисшую прямо над бухтой.

– Холмс, скоро начнется дождь, вылезайте! – крикнул я купальщику, который, естественно, меня не услышал. Сидя на камне, я смотрел, как его руки взметаются над рябью воды, как он удаляется и приближается, как, похожий на легкого белого дельфина, играет с черной волной.

По прошествии стольких лет я снова стал жертвой той притягательной силы, которая заставляет меня сидеть на камне с ворохом его одежды на коленях и молча смотреть на него издалека, не осмеливаясь проявить свою собственную силу и мужество. Если бы я мог, я сейчас же вошел бы в воду и вывел его обратно, и если бы он сопротивлялся, то поднял бы его на руки и вынес на берег, а потом обругал и заставил себя слушаться, чего бы мне это не стоило.

Когда Холмс в очередной раз повернул в сторону берега, первая капля холодного весеннего дождя упала на прибрежную гальку.

– Вы непослушный мальчишка, Холмс! Если вы не вылезете сейчас же, я запру вас в чулане и лишу сладкого.

Моросящий дождь уже набирал силу, когда мой друг покинул море. Я держал наготове рубашку и, когда он, подобно диковинной Афродите, вышел из пены ледяных волн, с трудом натянул влажную ткань на мокрое тело. Его силы были явно на исходе. Холмс отказывался от моей помощи, но я видел у него признаки головокружения и, отбиваясь от его рук, которые больше мешали, чем помогали, быстро надевал на него белье, брюки, шнуровал ботинки, вытирал лицо и волосы своим платком и повязывал шею своим шарфом.

Дотащить его до дома было несложно, хотя силы почти покинули его, и только невнятное бормотание свидетельствовало о том, что Холмс еще в сознании.

– Быстро раздевайтесь, – приказал я, когда мы вошли в дом. – Я вскипячу воду.

Пока я носился по маленькой кухне, проклиная экономку, появлявшуюся три раза в неделю, и ставил на огонь ведро с водой, перетряхивал содержимое своего медицинского саквояжа, он был без присмотра, и представьте мое возмущение, когда я вошел в его спальню с тазом в руках и увидел, что Холмс сидит на кровати, все еще одетый в вымокшую одежду.

– Вы с ума сошли!– поставив таз на пол, я схватил его за грудки, поднял на ноги, и намного быстрее, чем одел его на берегу, раздел донага. Со всей врачебной яростью я сбросил на пол промокшее покрывало, достал из–под подушки ночную сорочку, натянул ее на Холмса, сыпанул в таз с кипятком сухой горчицы, размешал воду, сунул туда его ноги, выслушав при этом несколько отборных словечек в свой адрес, накрыл его пледом и вышел вместе с мокрой одеждой, дабы поместить ее на веревку, натянутую над плитой. Когда я вернулся со вторым тазом, то мой пациент, к моему огорчению, скинул плед и сидел, помешивая ногами воду и набивая табаком трубку. Я молча выдернул трубку у него из рук, швырнул ее на прикроватный столик и, не глядя в удивленное лицо Холмса, сунул ему в руки второй таз, пригнул вниз его голову и накрыл парой полотенец.

– Если вы выдержите хотя бы пять минут, обещаю, что не буду занудствовать и разрешу вам курить. Вам полагается стакан бренди, но только через пять минут, – из–под полотенец послышалось кряхтение, похожее на проклятия на древнем местном наречии.

В эту короткую паузу я смог заняться собой. В первую очередь я переоделся в домашнее и поместил свою влажную одежду туда же, куда и одежду Холмса – на кухню. Затем взял из гостиной бренди и два стакана и вернулся в спальню своего друга, который, конечно же, сбросил полотенца с головы и сидел, взъерошенный, раскрасневшийся и вспотевший. Протянув ему стакан и налив туда бренди, я сел на кровать рядом. Мы выпили обжигающий напиток, провозгласив тост за здоровье.

К вечеру я увидел, что бабушкины рецепты не помогли.

– Вы в порядке, Холмс?

– Да, Ватсон.

– А почему у вас язык еле ворочается? – я разливал вечерний чай.

– Потому что я устал отвечать на ваши вопросы, друг мой. Дайте мне чаю и позвольте выспаться, и все будет в полном порядке. Просьба о сне была тревожащей. Поставив чайник на стол, я подошел к Холмсу и положил ладонь ему на лоб.

– Холмс, быстро в постель,– я твердо выдержал его взгляд. – Вы весь горите, вам нужно лечь.

– Вы слишком серьезно к этому относитесь.

– Прошу вас, хватит на сегодня безумных поступков, – взмолился я. – Ложитесь, я принесу чай.

– Ладно,– Шерлок Холмс встал и, пошатываясь, отправился в спальню, куда я тут же перенес свой медицинский арсенал.

– Чем вы надумали меня травить?

– Угадайте, о великий сыщик,– я смешивал порошки.

– Вместо морфия – слабительное, вместо кокаина – рвотное. Это, кажется, ваши методы?

– Да, дорогой Холмс, вы знаете мои методы, – усмехнулся я, всыпая ему в рот порошок. – Запейте.

– Надеюсь, от этого не будет хуже.

Я заверил его, что хуже быть может, но не долго, и, накрыв больного парой одеял, вернулся в гостиную. Положение было серьезное: с такой простудой мог легко справиться сильный человек, но, так как мой друг и без того был ослаблен, я понял, что придется потрудиться, чтобы не допустить превращения последствий купания в весенней воде и омовения ледяным дождем во что–либо более тяжелое. К сожалению, фармацевтика еще не так сильна в своем благородном деле борьбы с болезнями, как бы нам всем этого хотелось.

– Мне необходимо повидать аптекаря. Прошу вас оставаться в постели и не вставать ни в коем случае.

– Что, ядов маловато захватили? А ведь вы сами выбрали этот курорт, чтобы ставить медицинские опыты и проверить мою живучесть. Идите спокойно. У меня нет сил, чтобы сбежать.

Ответить на это было нечего – я действительно выбрал не самое удачное место для отдыха, но Холмс сам отказался ехать на континент, как предлагал доктор Эгер.

Вернувшись через час, я застал Холмса все также лежащим в постели в ворохе одеял и простыней. Он спал беспокойным сном и, пока я готовил лекарство, не просыпался. С трудом разбудив и влив в него несколько ложек микстуры, я обнаружил, что жар еще больше усилился, а чуть позже он начал дрожать в ознобе. Я хотел поехать за местным врачом, чтобы попросить помощи, но Холмс резко этому воспротивился и высмеял мои профессиональные качества, которым он и без того никогда не доверял. Я не выдержал и, перенеся подушку и одеяла в его спальню, устроился ночевать в кресле.

Холмс засыпал и просыпался внезапно. Сняв с него мокрую рубашку и растерев его худое тело спиртом, я завернул его в чистую простыню.

– Что, думаете, это поможет?

– Думаю, да. Спите.

– Вы будете это делать, пока я буду спать?

– Что "это", Холмс?

– Ну… вы уже раздели меня, натерли спиртом. Ведь так я буду стерильнее, верно?

– О Господи, что вы несете?! – я возмущенно подоткнул одеяло ему под бок. – Растирание как раз бабушкино средство. Я надеялся, что вам так будет лучше. А вы о чем подумали?

– А зачем вы меня раздели? – его глаза блестели болезненным блеском. Он попытался улыбнуться. – Если бы я не был столь беспомощен, то сопротивлялся бы.

– Я вас раздел, потому что вы потеете, и сухих сорочек не осталось. Смешно! Купаться голышом вы можете, а спать – нет.

– Я не думал, что мое обнаженное тело произведет на вас такое впечатление. Будьте осторожны, когда будете ставить очередной опыт, – Холмс облизнул пересохшие губы. – Простите, Ватсон.

Я уже хотел что–то ответить, но Холмс опять провалился в сон. Порадовало, что он не просил сделать ему инъекцию морфия.

Прислушиваясь к его дыханию, я вспомнил, как однажды я в очередной раз уговаривал его прервать свое увлечение наркотиками, и спросил между прочим, каких демонов он пытается усмирить, ведь при такой регулярности их употребления он вскоре не только не сможет нормально мыслить и будет постоянно болен, но даже перестанет испытывать обычные радости жизни.

"Вы, конечно, имеете в виду общение с женским полом?" – "Допустим, Холмс. С таким пристрастием вы скоро перестанете испытывать элементарную потребность в половых отношениях". – "Ха, Ватсон! Вы когда–нибудь замечали, чтобы я испытывал такую потребность?" – "Нет, но… Господи, Холмс! Неужели вы уже не можете…" – Холмс иронично поднял бровь. "Что, Ватсон?" – "Не смейтесь над этим, Холмс. Я спрашиваю вас как врач, давно у вас нет никаких желаний?" – "Достаточно, чтобы забыть об этой стороне жизни". – "Это безумие, Холмс. У вас, что, не бывает…" – "Чего, Ватсон? Смелее! Называйте вещи своими именами". – "Непроизвольной ночной и утренней эрекции". – "Нет, не бывает. Хотя желание посетить уборную заменяет и то и другое". – "Ну, хотя бы с обменом веществ у вас пока все в порядке. Тем не менее, Холмс, вы похожи на монаха, который усмиряет плоть постом и истязанием плоти, чтобы противиться искушению, – я задумался. – Вы так боялись своих желаний, что решили подавить их в самом зачатке. Я прав? – Холмс молчал. – Зачем вы пошли на это? Каждый мужчина должен испытывать влечение и удовлетворять его". – "Но я–то не каждый, Ватсон. И усмирил демона желания вовсе не из страха". – "Вот как? Из–за чего же тогда". – "Логика, Ватсон. Логика". – "То есть, когда вы лежите на диване и не можете связать двух слов, когда у вас мутные глаза и вы похожи на умирающего, это и есть логика?" – "Лучше лежать на диване дома, чем бороться с демонами в тюрьме". – "Отчего же в тюрьме, Холмс? Вы могли бы если не жениться, то хотя бы посещать изредка куртизанок или, в конце концов, справлялись бы сами. Хотя этот способ тоже ведет к расстройству нервной системы и слабоумию. Что за странные мысли о заключении? Если бы вы вовремя выбрали один из этих способов, то вполне справлялись бы с демоном страсти без применения этих препаратов". – "Вы уверены, Ватсон?" – "Конечно". – "Ах, Ватсон! Вы все такой же терапевт и даже изучение трудов немецких профессоров не сделали вас психологом". – "Как врач, я могу сказать…" – "Ватсон, я повторюсь, но лучше бороться с демонами с помощью кокаина, чем оказаться на пожизненной каторге". – "Я не понимаю вас, Холмс". – Лучше быть наркоманом, чем потенциальным сифилитиком. Я не вмешиваюсь в вашу жизнь, не вмешивайтесь и вы в мою". – "На что вы намекаете? Ну, знаете ли…"

На этом наша начинающаяся ссора была прервана появлением служанки с объявлением о готовом ужине. И так я понял, что он знает о моих визитах в дома терпимости, но тем вечером не стал ему объяснять, что я придерживаюсь гигиенически чистого образа отношений с его работницами, и сифилис мне не угрожает. Позже я познакомился со своей будущей женой, и мне стало намного легче переносить телесный голод.

В то время я не обращал внимания на факты, не умел строить логических цепочек, был слишком занят своими делами, и только через несколько лет, после громкого скандала в нашем обществе, предположил, шутки каких именно демонов, которых, как и демона скуки, можно устранить наркоманией, караются каторгой. Это подтверждало одно из моих ранних предположений, но целомудренный образ жизни, который вел Холмс, не давал мне ни малейшего повода подтвердить или опровергнуть его. Ирэн Нортон только подтвердила правило. Я не сомневался в его бесконечной порядочности, но в то, что он способен на многое, я верил. Такой исключительный человек как Холмс мог выбрать подобный способ подавления страстей человеческих. И, хотя иногда мне казалось, что если бы он не был джентльменом, то попытался бы совратить меня, ведь скабрезные шутки часто были направлены в мой адрес, и он регулярно поддразнивал меня, но, в конце концов, у меня не было оснований опасаться этого, ведь это был сам Шерлок Холмс, мой старинный друг и величайший из людей, которых я знал. Наверное, я начал сходить с ума от недостатка половой жизни, раз думаю о своем друге в таком ракурсе. Я бы никогда…

Размышления меня запутали. Посмотрев часы и убедившись, что уже далеко за полночь, я улегся рядом с ним в постель. Всегда считалось хорошим средством от простуды тепло другого человека, а так как заразиться я не боялся, то посчитал этот способ вполне приемлемым. Под тихий шелест дождя я заснул.

Я очнулся через час, поправил сбившуюся постель, которая перевернулась, и оказался с Холмсом под одним одеялом. Моя рубашка промокла от пота, я сбросил ее, и, завернувшись в простыню, теснее прижался к больному. Он был уже не таким горячим, ровное дыхание свидетельствовало о спокойном сне.

Я проснулся еще через час. Одеяла лежали на полу, мы были обнажены, Холмс лежал, прижавшись ко мне спиной, наши руки переплелись на его груди. Все то же ровное дыхание немного успокоило меня, внушив надежду на скорое выздоровление. Я приподнялся на локте, рассматривая в темноте его спокойное лицо, чуть приоткрытый рот и, опустив глаза ниже, понял, что мне нужно осторожно, не потревожив, отодвинуться от него. Испугался ли я? Пожалуй, да. Не каждую ночь просыпаешься с другом и компаньоном в обнимку и разглядываешь в темноте его вздыбившийся фаллос. Аккуратно вытащив ладонь из его пальцев, я начал отодвигаться к краю кровати. Остановившись на последнем дюйме, я долго смотрел в потолок, слушая дыхание Холмса и размышляя о своем недостойном поведении. Наконец, моя собственная эрекция опала, и я спокойно повернулся, укрыл нас одеялом, порадовавшись, что его организм все–таки действует как надо. Я закрыл глаза, укорив себя за беспечность – он мог проснуться и увидеть меня. Наверное, он был бы неприятно удивлен этим. Я никогда не мог понять, знает ли он о моих чувствах. Имея такой острый ум, он мог бы догадаться много лет назад и без подобной очевидной улики. Но это все мои предположения. Я провалился в сон.

Пробило пять. Я обнимал Шерлока Холмса руками и ногами, крепко прижимая его к своей груди. Он тихо вздохнул и пошевелился. Я затаил дыхание, и вот мой друг уже зажимает худыми бедрами мой эрегированный член. Отодвинуться вновь было лучшим решением, и я начал движение назад, как вдруг он прижался ко мне теснее. Получилось, что я совершил нечто ужасное. Я снова попытался отодвинуться, и снова его тело прильнуло ко мне.

– Ну, знаете ли, Холмс, это уже слишком!– я просунул обе руки под одеяло и, взяв в ладони его ягодицы, развел их и вложил между ними свой клинок. Его левая рука метнулась ко мне и надавила на бедро, подталкивая вперед.

Классическое образование мне всегда помогало. Греческие росписи часто иллюстрируют, как надо делать, чтобы оставить юношу невинным: зажать себя между его ляжек или тереться о ложбинку. Но как трудно сдержаться и не проникнуть в горячее тело! Так же, как заставить себя покинуть женское лоно перед вершиной наслаждения. И все же мне это всегда удавалось. Я приподнялся на локте и, придерживая себя рукой, удовлетворял порочную страсть. Холмс неровно дышал. В предрассветных сумерках я видел, что он с силой зажмуривает глаза, но, наконец, он выпростал из–под одеяла руку, поднес ее к своему рту, а затем направил к моему дрожащему члену, и вот влажное от секрета и слюны, направляемое чужой рукой, мое оружие входит в ножны его тела. Меня бросило в жар и уже через мгновение я отчаянно скользил у него внутри, то набирая скорость, то замедляя. Холмс крепко стиснул зубы, не было слышно ни единого звука, кроме естественных. Целуя его торчащие лопатки и позвонки, я решил, что этого мало. Придерживая его за бедро, я просунул вторую руку под его торс, и провел ладонью по груди, покрытой мягкой порослью волос, и, когда я услышал едва уловимый хриплый стон, пришло время переместить ладонь вниз. Его желание было бесспорно. С трудом удерживая равновесие, я чуть замедлил фрикции и сосредоточился на мужском достоинстве Холмса. Тайно я всегда полагал, что оно девственно, но, возможно, я был далеко не первым, кто держал его в руке. Менее увесистый, чем мой, он легко поддался мне, и я понял, что ручная работа мне удается на славу. Буквально через несколько секунд дыхание Холмса сбилось, он замер, я сделал несколько быстрых и сильных толчков внутрь и, одновременно со своим извержением, почувствовал, как в мою некрепко сжатую на краю ладонь полился его сок жизни. От удовольствия я проснулся.

Шерлок Холмс смотрел на меня широко раскрытыми глазами. Я несколько раз моргнул, прогоняя сон, и холодок пробежал у меня по спине. С ужасом я подумал, что только что лишил мужской сущности своего лучшего друга и что моя судьба висит на волоске.

– Холмс, я не хотел, – просипел я, еще не понимая, что было во сне, а что наяву.

– Чего, Ватсон? – его хриплый шепот вернул меня к жизни. – Этого?

Холмс приподнял одеяло. К моему ужасу он держал в руке мой ослабевающий член. Сквозь пальцы сочилась сперма. Я не смог вымолвить ни слова, только смотрел вниз до тех пор, пока его рука не разжалась, и Холмс не вытер себя и меня невесть откуда взявшимся платком. Мне показалось, что сон продолжается. Он взял мое лицо в ладони, поднял вверх и зашептал:

– Простите меня, друг мой, простите, я виноват.

– В чем?– я смотрел ему в глаза.

– Я воспользовался вашей беспомощностью, вашей здоровой физиологией, – Холмс шептал мне в самые губы. – Вы спали, и я осмелился подумать, что вам было бы приятно, если бы…

Удивительно, насколько часто мы попадали в двусмысленные ситуации, но ни разу не переступали законов природы. Много лет Шерлок Холмс твердил о моей мужественности, моей красоте, моей нужности ему. Я не смел мечтать о большем, не говоря уже о таком внезапном сближении.

Его губы коснулись моих. Мне показалось, что он хочет поцеловать меня, и я не стал сопротивляться. Мне действительно было это приятно, хоть и неожиданно. Уже через минуту я подмял его под себя и неистовство целовал, ища возможности воплотить свой сон в реальность, и был крайне удивлен, что мне это быстро удалось.

– Как вы себя чувствуете? – спросил я, набивая первую утреннюю трубку, не вставая с постели.

– Вполне сносно для человека, ожидающего пневмонии, – широко улыбаясь, ответил Шерлок Холмс.

– Я не только это имею ввиду, – мне казалось, что я сделал все не совсем верно и доставил несколько неприятных болезненных моментов. В любом случае, мне казалось, что подобное проявление чувств было несколько преждевременным.

– Прекрасно. Поверьте, в этом нет ничего дурного.

– Вы ведь вчера это специально сделали?

– Что?

– Ну, это купание, эта простуда? О, не делайте такое лицо. Вы хоть и хороший актер, но теперь я вас знаю изнутри, так что отвечайте честно.

– Ватсон, вы мужлан. Но я действительно специально полез купаться, чтобы подзадорить вас. Даже выучил заклятие из книги с легендами, которым заговорил вас. Но дождь и жар в мои планы не входили, – он прижал к лицу платок и чихнул.

– А что значила эта тарабарщина?

– Элементарно, Ватсон. "Хочу твоей любви". Звучит очень по–халдейски, не так ли?

– Чушь какая! Значит я – влюбленная в кельта дочь морского чудища?

– Скорее я. А вы – отважный рыцарь медицинского ордена.

Я помолчал. Вопрос вертелся у меня на языке.

– Почему вы позволили сделать это? – и я тут же пожалел, что спросил.

– Потому что давно хотел, – подумав, ответил Холмс и положил руку мне на плечо. – Ведь вы не равнодушны ко мне, не так ли? Знаю, вы предпочли бы на первый раз что–нибудь менее конкретное, но это было именно то, что мне нужно. Может, в ваших глазах это и ужасно, но вряд ли это умаляет мою мужественность. Я просто хочу вас предостеречь от распространенных заблуждений: не думайте, что я изменю своим привычкам, и буду носить женское платье или просить называть меня "милой девочкой".

– Видал я ваше серое платьишко! – засмеялся я. – Вы не выглядите в нем женственно, а скорее похожи на собравшегося на маскарад кучера. Ничего обольстительного. И я вряд ли бы стал называть вас какой бы то ни было девочкой. Мужчина должен всегда оставаться мужчиной, не так ли? Но сейчас главное, что у вас нет повышенной температуры, а значит, я нашел новый способ лечить вас от болезней, – я выпустил первое кольцо дыма и протянул трубку Холмсу. – Уверяю вас, я не считаю вас менее мужественным теперь, чем всегда. Благо, ваши утверждения о мужской несостоятельности оказались очередной ложью.

– Вы забыли о своей привлекательности, которая излечила меня от бессилия. И, боюсь вас огорчить, но это я открыл вам панацею, друг мой. Думаю, что через некоторое время вам надо повторить этот опыт, дабы закрепить успех, а я покажу вам кое–что для вас новое.

– Холмс, да вы развратник! Только не думайте, что я вам многое позволю, – я, конечно, был готов быть рядом с ним столько, сколько получится при нашем положении, при нашей репутации. Сейчас я совсем не думал о том, что, вернувшись в Лондон, мы вынуждены будем прекратить наши забавы и быть крайне осторожными не только на людях, но и в обществе друг друга. И стены имеют глаза и уши, что Холмс не раз мне доказывал, демонстрируя чудесным образом добытые улики загадочных преступлений.

– Ватсон, за вас я продал дьяволу душу, – он приобнял меня и громко чихнул.

Утром тринадцатого марта я точно знал, в чем именно состоит тайна Шерлока Холмса. Она лежала передо мной, закутанная в плед, чихая и бесконечно чертыхаясь. Та самая тайна, за которую посылают на каторгу, и о которой я никогда в жизни не хотел бы узнать, если бы она не стала так же моей, благодаря дьяволу, колдовству и ужасному климату корнуольской бухты Полду.