ВЕРНУТЬСЯ НА ГЛАВНУЮ


  • слэш-приключения Шерлока Холмса

  • слэш-приключения инспектора Морса, инспектора Льюиса и инспектора Ригана

  • слэш-Вариант "Омега"

  • слэш-приключения Эркюля Пуаро

  • слэш-приключения и "Чисто английские убийства"

  • слэш-приключения команды "Звездного пути"

  • слэш-приключения героев других фандомов


  • слэш клипы

  • обои

  • Петр I+Александр Меншиков=фанфики от Sean
  • Название: Вашу мать, Холмс!

    Автор: Jean–Paul

    Категории: слэш

    Фэндом: Шерлок Холмс

    Герои: Шерлок Холмс/Джон Уотсон

    Рейтинг: PG-13

    Содержание: Семья Холмса всегда была для публики загадкой. И не только для публики, но и для его друга и биографа Джона Уотсона. Традиционные мотивы (клише) – первый поцелуй+вагон поезда:-)

    Предупреждение: OOC.

    Дисклаймер: Эти герои не приносят мне дохода. Безумство поведения героев - на моей совести.


    – Что ж, дорогой Холмс, ваш рассказ настолько интересен, что я хотел бы описать эти события в своем очередном произведении.

    – Ни в коем случае! Я настолько устал от интереса публики, что мне совершенно не нужно лишнее внимание. К тому же, я хотел бы на некоторое время отойти от дел и посвятить себя науке.

    – Жаль. А я как раз собирался поправить свое материальное положение. Я мог бы с вами поделиться. Мне кажется, что ваши финансы сейчас не в лучшем состоянии.

    – Это верно, хотя мой брат старается, как может. Не советую вам вкладывать деньги в то, что он предлагает. Надеюсь, я управлюсь со своими делами в течение недели и смогу приступить к работе. Точнее, к отдыху.

    – Чем собираетесь заняться?

    – Хочу присмотреть какой–нибудь домик в родном Сассексе.

    – Поближе к родителям? – бросил я наугад.

    – Подальше, дорогой друг, подальше, – Холмс засмеялся неприятным сиплым смехом. – Я все еще ценю самостоятельность.

    – У вас хватит средств?

    – Пока да. К тому же, Вернер мне должен.

    – Вернер? Доктор Вернер? Который выкупил у меня практику?

    – Он самый. Разве я не говорил вам, что он мой троюродный племянник?

    – Нет. Господи, Холмс, как вы можете быть таким скрытным? Так вы одолжили ему деньги?

    – Да, выполнил мечту сына любимой кузины.

    – Так у вас есть еще и кузина? – моему удивлению не было предела.

    – Да, вдобавок не одна.

    – Ну, знаете ли! Это возмутительно! Столько лет я знаком с вами, и ничего не знаю о вашей семье.

    – Вы что, хотите быть представлены клану Холмсов?

    – Почту за честь увидеть вашу мать, Холмс! – с негодованием я встал и вышел в туалетную комнату, хлопнув дверью.

    Через два дня мы с Холмсом пересекали луга Сассекса.

    ***

    Нет, мы не посылали телеграммы. На мой вопрос Холмс странно махнул рукой. Мол, это лишнее. И, тем не менее, чем ближе мы приближались к дому его предков, тем белее становилось его лицо и тем сильнее он стискивал набалдашник трости. Его нервное состояние передалось и мне.

    Двухэтажный серый дом стоял в отдалении от основных построек. Небольшой лес отделял его от деревни, а поле, лежавшее за ним, показалось мне бесконечным, скрываемым лишь горизонтом. Хозяйственные постройки были несколько запущены, как, впрочем, и соседняя деревня, которую мы проезжали. Все это, включая деревню, когда–то принадлежало семейству Холмсов. Теперь, по словам сыщика, в их владении остался лишь дом и часть леса. Даже поле отошло во владение более богатых соседей.

    – Отличная идея, сынок! – дверь открыла очень пожилая дама, высокая и худая как жердь, с пронзительными серыми глазами и острым носом. Седые букли не слишком аккуратно выглядывали из–под чепца, усиливая фамильное сходство с моим другом. Фартук, покрывавший ее платье, напомнил мне тканевый фартук самого Холмса, который он использовал для занятий химией. Миссис Хадсон зачастую приходилось похищать его, чтобы выстирать. Но у миссис Холмс явно не было миссис Хадсон. – Я слышала, что ты умер, но всегда была уверена, что ты решил податься в актеры и скрыть свой позор ложными слухами. Проходи, не стой на пороге.

    – Добро пожаловать, Уотсон, – Холмс нервно улыбнулся и протиснулся мимо взволнованной леди.

    – Кого ты с собой привез? – строго спросила она, оглядывая меня с головы до ног.

    – Это доктор Уотсон, мама, автор тех рассказов, которые ты так любишь.

    – О! Доктор! Добро пожаловать в Дом мечты. Хотя мой младшенький и называет его просто Гнездо.

    – Очень рад знакомству, миссис Холмс, – я поклонился.

    – Проходите, отец явится к вечеру, – она повернулась ко мне. – Мой муж сейчас играет в прерии. У него американский период,– она повернулась к сыну. – Ты видел Майкрофта? Как он?

    – Толстеет. Мама, мы не надолго, думаю, отца не дождемся. Я просто хотел убедить Уотсона в том, что у меня есть семья, – Холмс быстрым шагом прошел в гостиную, куда миссис Холмс втолкнула и меня твердой костлявой рукой. – Надеюсь, он в добром здравии?

    – Получше тебя, разбойник, – миссис Холмс подмигнула мне и села за стол, заваленный бумагами, газетами, какими–то склянками с сомнительным содержимым, сломанными писчими перьями, мелочью и рукоделием. Я удивился сходству обстановки с нашей квартирой на Бейкер–стрит. Я так любил повторять "Ну вы, Холмс, и неряха!", что не задумывался о происхождении этой привычки. И почему я считал это свойство личным качеством Холмса?

    Холмс сел на диван у стены, меня же усадили у стола. Миссис Холмс взяла в руки спицы.

    – Ты по–прежнему работаешь преступником? – острые серые глаза миссис Холмс впились в сына колючим взглядом. Она же продолжала, не глядя на руки, цеплять петли на спицы. Кажется, это было что-то вроде шарфа.

    – Мама! – Холмс посмотрел на меня, будто ища поддержки. – Я работаю с преступниками, а не преступником. Есть разница, не так ли?

    – Да. Но, сиди ты в тюрьме, выглядел бы лучше. Скажите, доктор, – она вновь повернулась ко мне, – он регулярно питается?

    – Да, миссис Холмс, достаточно регулярно.

    – Вы ведь живете вместе, как я понимаю? – не дождавшись моего ответа, она затараторила.– Вас не смущает, что мой сын несколько безалаберен в знакомствах? А то, что он ведет преступный образ жизни? Вас не шокируют его привычки? Впрочем, вы, наверное, сам такой, верно?

    – Он, наоборот, очень прилично себя ведет, мама, – перебил ее Холмс.

    – Неужели?! И его не смущает твоя отвратительная игра на скрипке? Если бы знали, доктор, сколько часов я провела с ватой в ушах, пока он играл на этой гадкой пиликалке. И это до тех пор, пока мистер Холмс не согласился отдать его в школу. Ему уже было десять лет, это был ужасный ребенок! А курение этих тошнотворных сигар! Боже мой! А твоя мерзкая привычка разгуливать по дому голышом! Я тебе сколько раз говорила, что нельзя этого делать при посторонних. Или вы оба?..

    – Ты не хочешь предложить нам чаю? – Холмс попытался прервать ее, но неудачно. И, если бы я меньше знал своего друга, то был бы крайне удивлен всему ею сказанному. За несколько секунд она бесповоротно обесчестила Холмса в чужих глазах, но не в моих. Почему-то я ей не очень поверил.

    – Нет, дорогой, – она была более, чем категорична. Мне показалось, что в этом была скрыта еще одна знакомая мне черта моего друга. – У миссис Лост выходной, так что обойдетесь без чая. До обеда. Итак, Шерли, что ты собираешься делать дальше?

    – Мама!

    – Я слушаю, Шерли, – клянусь, она говорила с ним как со школьником.

    – Куплю дом в Ирландии, – Холмс неожиданно стал жестикулировать руками, – буду работать на американскую разведку. Потом заработаю денег и…

    – Не говори глупостей. Тебе пора жениться и осесть в Сассексе. Не так ли, доктор?

    – Ну…

    – Уотсон, вы очень хотите осмотреть сад. Дверь налево, – я посмотрел на Холмса и решил, что нужно последовать его указаниям.

    Поклонившись пожилой леди, я вышел в чудесный сад, прошелся по узким тропинкам между клумб и деревьев, в очередной раз обдумывая то, что Холмс разыгрывал меня намного чаще, чем я думал. Его родители живы, он до сих пор помогает им, хотя отношения между ними довольно странные. Насколько я успел заметить, эксцентричность, свойственная Холмсу, досталась ему по наследству так же, как и аналитические способности. То, что она о нем говорила, явно было смесью старческого слабоумия и замутненных временем воспоминаний. Тон, с которым его мать говорила с ним, был недопустим для человека его возраста и положения, но миссис Холмс не зря…

    – Уотсон! – на пороге стоял мой друг и отчаянно махал мне рукой. – Уотсон! Мы уезжаем, поторопитесь!

    – В чем дело? – когда я подошел к нему, то увидел, что его левая щека горит, как от удара, волосы взъерошены, а глаза горят злым блеском.

    – Мы уезжаем. И не просите показать мою детскую комнату: она давно служит чуланом, – он взял меня за руку и повел через дом. Я чувствовал себя довольно глупо, держась за него, как маленький мальчик. Миссис Холмс не было в гостиной, но я заметил, что несколько склянок и некоторые безделушки упали со стола, добавив комнате еще больше беспорядка. Спустившись с парадного крыльца, мы шли к поджидавшему нас экипажу, и я случайно повернул голову в сторону дома. Миссис Холмс стояла у окна гостиной, завернувшись в темную зелень шторы, и смотрела на нас. Я осознал, что все еще иду, держа Холмса за руку, и в этот момент я не отдернул руку, а наоборот, сильнее сжал ее.

    – Что случилось? Она вас ударила?

    – Исключительное наблюдение, – пробормотал Холмс, в то время как лошади вывозили нас за ворота поместья.

    – За что? – я наклонился к нему, пытаясь заглянуть в глаза.

    – Это мое семейное дело, Уотсон. Извините, что так вышло. Я, конечно, предполагал нечто в таком духе, но не думал, что она все поймет с первого взгляда и нам придется бежать, – Холмс отодвинулся вглубь сиденья.

    – Что поймет? Я ничего не понимаю, Холмс.

    – Ничего, Уотсон, ничего. Это семейное дело. Я не зря собираюсь купить домик подальше от родных мест.

    – Но в том же графстве?

    – Да, чтобы быть рядом. На всякий случай, – он посмотрел в окно. Мы ехали по разбитой дороге, с обеих сторон которой возвышались старые деревья, создававшие нечто вроде неровной аллеи. Неподалеку на лугу бродил какой–то крестьянин. Вдруг Холмс велел остановить экипаж.

    – Хотите познакомиться еще с одним Холмсом? – он сильно сжал мое предплечье и, когда я кивнул в знак согласия, продолжил. – Только прием может быть несколько прохладнее, чем в доме, – он вышел на дорогу и пошел через луг. Немного поговорив с человеком, он начал жестами показывать мне, чтобы я шел к ним. Я вылез и, проклиная недавние дожди, пошел через высокую траву, утопая в грязи.

    – Отец! – закричал Холмс, когда уже я был в нескольких ярдах от собеседников. – Позволь представить тебе моего друга доктора Уотсона! Уотсон, это мой отец.

    – Здравствуйте, мистер Холмс, – я протянул руку для рукопожатия высокому толстому старику, чьи черты напомнили мне старшего из братьев. В отличие от миссис Холмс он был хорошо и чисто одет, только сапоги были забрызганы грязью до самого верха. – Рад познакомиться.

    – Кто этот хлыщ? – спросил Холмс–старший с легким американским акцентом.

    – Это доктор Уотсон, – вновь проорал Холмс. – Мой друг.

    – А–а–а! – протянул старик и ткнул в меня увесистой тростью. – Твой друг! Притащил посмотреть на нас с миссис? Ну, посмотрел и проваливай, нечего тут, – старик перевел трость на своего сына. – Я тебе говорю, каторжник.

    – Я не каторжник, отец, я сыщик! – в отчаянии вскричал Холмс.

    – Сыщик! Знаю я, какой ты сыщик! Тебя бы помыть – отличный получился бы каторжник! Вот брат твой Микки – это человек! А ты… тьфу! – Холмс–старший смачно сплюнул своему сыну под ноги и отвернулся.

    – Послушайте, сэр, ваш сын… – я начал было защищать друга, но тот схватил меня за руку и потащил прочь от отца.

    – Не стоит, дорогой друг, сейчас он воображает себя шерифом или кем–то вроде того. Как бы не пальнул вслед. У него револьвер в кармане. К тому же он довольно плохо слышит, – Холмс перепрыгивал через канавки, наполненные водой, с легкостью оленя. Оглянувшись на меня, он кивнул. – Я все объясню вам позже.

    – Почему родители считают вас преступником? – спросил я через полчаса, когда мы подъехали к железнодорожной станции, вычистили ботинки и сели в купе поезда, отправлявшегося в Лондон.

    – Это долгая история и недостойная вашего слуха, – грустно ответил Холмс, закуривая папиросу.

    – Я выслушаю ее с удовольствием.

    – Не сомневаюсь, – он посмотрел мне в глаза. – Боюсь, что кое–что от вас все равно не утаить, это лишь вопрос времени.

    – Я весь внимание.

    – Глупость – вот что я имел несчастье совершить в юности. Мои родители уверены, как и все правоверные англичане, что раз я однажды познакомился с преступным миром, значит, я должен был стать преступником. И ни один из ваших рассказов не убедил их в обратном. Они считают, что это просто выдумка. Ни я, ни Майкрофт, не смогли уверить их в том, что моя профессия нужна обществу так же, как профессия политика или молочника. Как вы сумели убедиться, мои родители довольно эксцентричные люди. В деревне нас называют чудаками, и думаю, справедливо. Среди моих предков были не совсем здоровые люди. Но это я сужу по рассказам об их поступках, понимаете?

    – Конечно, Холмс. А в чем же состояла глупость вашей юности?

    – В том, что объяснил родителям суть своего метода. Что вы думаете, моя матушка тут же им воспользовалась и установила, что я не окончил университет, а оставил его.

    – Вот как?! Как же ей это удалось?

    – Элементарно. Ей пришло в голову, что я намеренно тяну время с возвращением в университет. Она проникла в мою комнату и нашла в том, что вы называете бардаком, улики. То есть, письмо, уведомляющее об исключении. После чего я немедленно был направлен к Майкрофту в Лондон для исправления. Ну, а там я уже смог распоряжаться собой по своему усмотрению.

    – За что же вас исключили, если не секрет?

    – Секрет.

    – Вы ходили голышом по кампусу?

    – Невероятно! Как вы можете такое думать! – в его глазах мелькнула досада.

    – Первое, что пришло в голову, – судя по всему, я угадал. Вероятно, все же, сказанное его матерью было правдой. – Простите, Холмс. А за что все–таки она вас ударила? И что поняла с первого взгляда? И почему ваш отец…

    – Вас это не касается, – перебил меня Холмс. – Я совершил ошибку, взяв вас с собой. Простите меня за напрасно потраченный день.

    – Ну что вы! – я сел рядом с ним. – Мне было интересно познакомиться с вашей семьей, – я положил руку ему на плечи. – Конечно, семья это важно, но я – ваш друг, и не считаю вас каторжником. Это ведь тоже важно, не так ли? – он посмотрел на меня долгим изучающим взглядом, разглядывая мое лицо, как будто видел впервые. Взгляд задержался на моих губах и тут же вернулся к глазам.

    – Вы правы, милый Уотсон. Тысячу раз правы, – он уткнулся лицом мне в плечо, но не заплакал, чего я и не ожидал, а сгреб меня в крепкое борцовское объятие. И только через несколько мгновений я обнял его в ответ. Холмс поднял голову, и я увидел, что он улыбается веселой улыбкой, глаза его блестят хитростью и в них плещутся бесенята.

    – Вам не кажется, – зашептал он, – что мы на грани содомского греха?

    – Ох! Кажется, Холмс, кажется, – я улыбнулся и попытался отодвинуться. – Если вы не отпустите меня, то быть нам обоим на каторге.

    – Нет улик, Уотсон, нет каторги. Это элементарно, – его хриплый шепот был настолько непривычен, что у меня по телу побежали мурашки. Он встал, чтобы задернуть шторы на дверцах купе с обеих сторон.

    – Что вы делаете, Холмс? – испуганно зашептал я. Дело приобретало неожиданный оборот.

    – Хочу вам кое–что объяснить, друг мой, – он вновь повернулся ко мне и, расстегнув свое легкое пальто, снял его и бросил на сиденье. Недоумение читалось у меня на лице, и Холмс зашептал быстро и ласково. – Не бойтесь. Это все еще я, Шерлок Холмс, ваш друг и коллега. Я давно хотел сказать вам кое–что, но у меня не хватало решимости, я слишком дорожил вами и вашей дружбой, но сегодня вы видели, кто я. Я – изгой, моя семья отвернулась от меня. Я воспользовался вами, чтобы показать своим родителям, что я в надежных руках, что вам можно доверять, – я сидел с широко раскрытыми глазами и понимал далеко не все, что он говорит. Увидев, что мое лицо не выражает никаких эмоций, Холмс взял меня за руки и, крепко сжав их в своих ладонях, опустился передо мной на колени. Я следил, как его пальто сползало на пол. – Я сказал, что моя мать поняла все с первого взгляда, и вы спросили, что именно она поняла. Вы все еще хотите знать, о чем идет речь? – я кивнул.

    – О вас и обо мне. Вы ведь знаете обо мне все, не так ли? Ответьте, Уотсон.

    – Ах, Холмс! – я немного пришел в себя и перехватил его ладони в свои. – Я бы хотел, но, увы! еще два дня назад я думал, что ваши родители умерли. Вы столько скрываете от меня!

    – Да, я виноват, что умолчал о многом, но вы знаете обо мне основное. Вы даже знаете мою самую страшную тайну, а об этом знает только моя семья.

    – Неужели? Я не думал, что вы настолько мне доверяете.

    – Как? Вы действительно не знаете? Вы действительно так и не догадались?

    – О чем, Холмс? Если вы пробежались голышом от бани в другом конце города до своей комнаты – это полная ерунда. Тем более, если вы ходили а костюме Адама в своем родном доме. Меня это не касается. Чего мы только в студенческие годы не вытворяли. И сядьте, наконец, на диван.

    – Ох, Уотсон, простите, – помолчав, сказал Холмс. – Я – осел, – он поднялся с колен и уселся напротив меня. Пальто было поднято и брошено рядом.

    – То, что вы никак не осел, я вам гарантирую. Вам не хватает длинных ушей. А вот у меня они самые настоящие. О чем я должен был догадаться? – я снова заговорил шепотом. – Я требую, чтобы вы объяснили.

    – Уотсон, простите, но то, что вы – осел, было ясно с нашей первой встречи, – улыбнувшись, ответил Холмс. – Но даже для ослов есть вещи очевидные.

    – Я дважды осел. Рассказывайте! – приказал я.

    – Хорошо, – Холмс закрыл глаза, глубоко вздохнул и, наклонившись ко мне, прошептал прямо в ухо. – Я люблю вас.

    – Я тоже люблю вас, Холмс. Но вам лучше сейчас же раскрыть свой секрет, пока мы не остановились на какой–нибудь станции.

    – Уотсон, вы трижды осел. Вы слышали, что я вам только что сказал?

    – Да, но при чем здесь…

    – Уотсон, вслушайтесь еще раз: я люблю вас, – он встряхнул меня за плечи и посмотрел в глаза. – Ну как еще я должен раскрывать свои тайны? – он вздохнул и, наклонившись, прикоснулся губами к моему рту.

    – Черт побери! – выдохнул я, когда он отодвинулся от меня, и спокойно наблюдал за моей реакцией. – Черт! – я вскочил. – Черт! – я посмотрел на Холмса, сидевшего, скрестив на груди руки. Неужели все эти годы его холодное пренебрежение женщинами всего лишь было маскировкой? Черт!

    – Если честно, я думал, что вы знаете, – сказал он. В голосе слышалось разочарование, но никак не испуг и не извинение за содеянное.

    – Черт! – мой словарный запас иссяк.

    – Прекратите звать, кого не надо.

    – Господи!

    – Вот это уже другое дело.

    – Холмс!

    – Я здесь, Уотсон, – он улыбнулся, показав зубы. Да, он уранист. Теперь я вижу все признаки. Жесты, улыбка, сжатые колени, глаза, кажется, сейчас растопят меня.

    – Как же так, Холмс?!

    – А черт его знает!

    – Ох! – я сел, поняв, что бежать некуда. – Я не знал, Холмс.

    – Да уж, Уотсон, ваша наблюдательность всегда оставляла желать лучшего.

    – Я не знаю, что сказать.

    – Я понимаю. Будет лучше для нас обоих, если мы сейчас же забудем об этом.

    – Не знаю, смогу ли я.

    – Сможете. Как и я, – он смахнул рукой пыль с колена.

    – Сердцу не прикажешь, Холмс, – сказал я, помолчав.

    – Я молчал много лет. Теперь я смогу не думать о вас как о... – он долго подбирал слова.

    – Но…

    – Никаких "но", Уотсон! – вдруг воскликнул он. И отчаянно продолжил. – Я – уникален, я – ошибка природы. Смог полюбить лишь раз в жизни, смогу и разлюбить один раз.

    – Я не о вас, я о себе. Я уже сказал вам, и, если надо, повторю: я тоже люблю вас, – мне даже не пришлось смотреть в пол, чтобы сказать эту маленькую ложь. Я действительно люблю этого человека, как бы это не было глупо с моей стороны. Конечно не телесной любовью, но духовной, как полагается любить настоящего друга.

    – Милый добрый Уотсон, зачем вам это? – изумленно спросил Холмс. Он понял меня излишне буквально.

    Мимо проносились предместья Лондона, в купе было сумеречно и душно.

    – Не знаю, Холмс, – я пожал плечами. Возможно ли, что моя любовь может быть не только духовной? Самовнушение – великое дело. – Мы могли бы попробовать.

    – Как неразумно в вашей стороны, – он покачал головой. – По крайней мере, вы не избили меня.

    – Я никогда не ударю вас. Только если вы не ударите меня, друг мой. И если бы вы не раскрыли свой секрет, я бы никогда...

    – Неужели? И что вы собираетесь с этим делать? – да, этот человек видит меня насквозь. И я вижу его решимость воспользоваться тем, что я проваливаюсь в яму бесчестия. Неужели я способен на такое из простого любопытства или эксперимента? И почему я совсем не волнуюсь?

    – А… ничего, – ответил я. – А вы?

    – Я? – Холмс откинулся на спинку сиденья и закинул руки за голову. – Жить дальше. Думаете попробовать вместе со мной?

    Это было настолько двусмысленно, что я вновь замер. Мы переглянулись, и все сказало "да" само собой: губы встретились, его руки пустились во все тяжкие, пальто вновь упало на пол, и Лондон оказался непреодолимым препятствием на пути нашего наслаждения. Нет, это не так приятно, как с женщиной, но можно привыкнуть.

    Поезд остановился. Холмс удивленно смотрел на меня, приподняв голову от моей шеи.

    – Нам нужно выходить, Холмс, – прошептал я. – Вокзал.

    – Как не вовремя! – он оправил пиджак, зачем–то проверил ширинку брюк и опять поднял с пола свое пальто.

    – Ну и как вы его теперь наденете? – усмехнулся я. – Будете похожи на пьяницу, вылезшего из канавы.

    – Скорее на пьяницу, вылезшего из–под стола, оно всего лишь пыльное, а не грязное, – мы молчали, пока я застегивал пуговицы своего пиджака. Вдруг мой друг оживился. – Но это не моя роль! Я, пожалуй, надену ваше пальто, а вы наденете мое. Не возражайте! Делить позор, так делить. Я позорился в Сассексе, вы опозоритесь в Большом Лондоне. Надевайте!

    Я не стал возражать, ведь я знал, что внешность обманчива, и нельзя верить ничему из того, что можно в нас увидеть. Раз я не смог за столько лет разглядеть в ближайшем друге того человека, с которым мне было бы возможно провести свою жизнь, то кто может разглядеть в его грязном пальто свидетельство настоящего богатства. Пустяки! И мне наплевать на то, что его семья считает его виновным по всем статьям. Даже если в этой семье все сумасшедшие. Я теперь сам такой и знаю, что полюблю его, чего бы мне это не стоило. И я горд тем, что именно я друг Шерлока Холмса. Я горд этим, черт побери!

    Fin

    ♂ вверх страницы