ВЕРНУТЬСЯ НА ГЛАВНУЮ


  • слэш-приключения Шерлока Холмса

  • слэш-приключения инспектора Морса, инспектора Льюиса и инспектора Ригана

  • слэш-Вариант "Омега"

  • слэш-приключения Эркюля Пуаро

  • слэш-приключения и "Чисто английские убийства"

  • слэш-приключения команды "Звездного пути"

  • слэш-приключения героев других фандомов


  • слэш клипы

  • обои

  • Петр I+Александр Меншиков=фанфики от Sean



  • щелкайте на фото для увеличения


    Герб полицейского управления долины Темзы
    Герб полицейского управления долины Темзы
    Морс и Льюис
    Морс и Льюис
    Джон 'Джек' Риган
    Джон 'Джек' Риган
    Льюис и Хэттуэй
    Льюис и Хэттуэй
    Имаждин Инносент и Льюис
    Имаждин Инносент и Льюис
    Белый дом в Беркшире
    Белый дом

    Название: Грех противоречия

    Автор: Jean–Paul

    Категории: слэш

    Фэндом: Инспектор Морс/Льюис/Суини, короче, смешиваем вселенные

    Герои: Роберт Льюис/Джон Риган, Роберт Льюис/OFC, намек Роберт Льюис/Джеймс Хэттуэй

    Рейтинг: NC–17

    Содержание: В Оксфорде новый полицейский. Грех думать одно, а делать другое. Трудный путь от знакомства до… Я пропахал мегабайты английских полицейских руководств и документов, чтобы написать эту простую историю. В анкетах при приеме в полицию вы должны внести данные о себе, своих родственниках, их родителях и пр. В графе "сексуальная ориентация" первым стоит пункт "бисексуал", вторым "gay/lesbian" и только третьим идет "гетеросексуал". Анкету можно найти и заполнить на сайте Полиции Её Величества.

    Предупреждение: секс, алкоголь, матершина.

    Дисклаймер: Идея родства – dark marius. Эти герои не приносят мне дохода. Безумство поведения героев – на моей совести.


    Вот добродетели: вера, любовь к Богу,
    кротость, радость, послушание, печаль,
    надежда, милосердие,
    доброта, воздержание, свобода,
    терпение, любовь.
    Найди им место в своей жизни.


    У нас новенький. Я сижу в двести пятой, он должен занять стол в двести третьей, напротив. Пока не показался, но слухи уже поползли. Инспектор Скотланд–Ярда. Оперативник. Специализация – грабежи, разбои, мелкие террористы. В послужном списке мелкая сошка и целые банды вместе с главарями. Место, конечно, всегда вакантно, но что он делает в тихом Оксфорде?

    Джимми приносит новую сплетню – новичок уехал из Лондона, потому что вдрызг разругался с начальством из–за нарушений порядка процедуры. Мне это знакомо.

    Возвращаюсь в участок в конце дня. Поиски в газетах ничего не дали. Придется обойти еще раз все местные лавочки. Это работа для Джимми, не для меня.

    – Да пошел ты! – я слышу хриплый баритон и вздрагиваю. Лестница кружится, я хватаюсь за перила. Морс! Нет, он умер. Глюки.

    – Дайте мне двести грамм тротила, и вы у меня все сразу поймете. Не надо хватать с неба ворон, чтобы понять, что этот сопляк ничего не понимает в бомбах, – голос доносится со второго этажа. Я иду к своему кабинету. Иду на голос. Да, это из двести третьей. – Чтобы взорвать тротил, нужен детонатор. Без детонатора он может его плавить, делать куличики и сувенирчики. Но если он найдет детонатор, будет не то что одиннадцатое сентября, а для нас покруче, в местном масштабе. Этот участок на фиг разнесет, от нас даже мокрого места не останется.

    Я заглядываю в открытую дверь чужого кабинета – да, так и есть. Это новенький вещает для своих сержантов и констеблей. Мелкий, крепкий, вельветовый пиджак, пепельные кудри. Сидит на столе, размахивает сигаретой. Борьба с курением на рабочем месте не дошла до Лондона? Сейчас ему устроит наша мэм. Так проколоться в первый же день!

    – И теперь задача опера взять его с поличным. То есть, когда он закладывает этот чертов пакет, вы его хватаете.

    – Вот так просто? – это Маллей.

    – Очень просто, – тушит сигарету о мусорку. – Если у тебя крепкие и быстрые ноги, которые носят твои мозги, желудок и все остальное, то такую мелюзгу взять ничего не стоит, – обладатель голоса поворачивается к двери и видит меня. – Салют!

    – Э… Здрасьте.

    – Я инспектор Риган. Джон Риган, – он слезает со стола, делает два шага, протягивает руку.

    – Льюис. Инспектор Льюис. Сижу напротив, – мне слегка дурно. Я жму ему руку, а в голове сплошное "нетнетнет". Смотрю ему в глаза и вдруг криво улыбаюсь.

    – Че смешного? – кажется, он обиделся.

    – Нет, ничего. Просто вы кое на кого похожи.

    – Да, мне уже сказали. На какого–то местного деда.

    – Он был моим начальником.

    – Ясно. А кто вами теперь руководит, инспектор? – почему–то его шутка мне не понравилась. Я не нашелся, что ответить и, буркнув что–то типа "сам себе хозяин", ушел. Если честно, я просто спрятался. Неприятный тип. Но сходство!

    ***

    – Инспектор Риган, я всего лишь прошу вас соблюдать правила.

    – Я соблюдал правила, мэм, – черт меня понес к главному суперинтенданту, дверь открыта, все слышно. Жалюзи опущены. У этого Ригана даже в гневе интонации Морса. Что за черт?

    – А, Льюис, зайдите! – я вхожу. Имаджин Инносент, всегда подтянутая, сдержанная, сидит за столом, но мне кажется, что сейчас вскочит и вцепится Ригану в волосы. Он стоит, упершись кулаками в стол, ноздри раздуты, глаза навыкате. Хорошо, что я не знал Морса в молодости, наверное, он выглядел также. Злой и опасный. Уже два месяца здесь. Кажется, дела идут отлично. – У нас проблема с инспектором Риганом. Я поручаю вам объяснить ему правила поведения полицейского офицера, ведь вы у нас должны были быть инструктором, не так ли? Инспектор Риган, я поручаю вас инспектору Льюису. Если в течение трех дней вы не научитесь себя вести, у нас будет совсем другой разговор. Я буду ждать вашу характеристику от инспектора Льюиса.

    – Но у меня полно дел, – попытался возмутиться я. Бесполезно. Она встает, упирается руками в стол точно как Риган, отчего в вырезе ее пиджака намечаются вполне аппетитные булочки. Она говорит:

    – Инспектор Льюис, вы ведете всего шесть дел, в то время как все остальные по восемь–десять. У вас прекрасные рекомендации еще с Виргинских островов. Поэтому будьте любезны… И вы оба, – она вздыхает и выпрямляется,– прекратите пялиться на мои сиськи. Вон отсюда!

    Мы с Риганом переглядываемся и быстро выходим. Фурия через стеклянную стену смотрит на нас. Если бы могла заклясть, уже бы это сделала.

    – Чертова бабенка, – цедит сквозь зубы Риган.

    – Пошли отсюда, – я иду в свой кабинет, он идет за мной. Я занимаю свое место, раздвигаю бумажный завал.

    – Послушай, Льюис, ты ведь не будешь рассказывать мне всю эту мутотень? – он садится на мой стол. Я поднимаю брови, он нехотя пересаживается на стул.

    – Я не думаю, что понимаю, в чем суть дела, но ее приказ я должен выполнить. Я действительно был инструктором по этике. Сейчас я знаю одно: если ты не соблюдаешь правила, значит, у тебя проблема. Я могу помочь, только объяснив, что да как теперь в этом полицейском мире.

    – Зачем? Весь сыр–бор из–за одного куцехвостого, которого я прижучил с утра. Я не знал, что в вашем тишайшем городке нельзя подойти к парню и поговорить по душам. Я не знал, что он тут же побежит жаловаться. Я его пальцем не тронул.

    – Ты угрожал ему?

    – Нет! – я отлетаю вместе со стулом прямо к стенке. Он даже рявкает как Морс.– Я ему сказал, что если он не заложит дружков, я ему ноги повыдергаю.

    – А–а… Он расценил это как угрозу?

    – Думаешь, я могу выдернуть двадцатилетнему парню ноги? Голыми руками? – у него такая честная физиономия, что хочется смеяться.

    – Ладно, Риган, давай прогуляемся, – я надеваю пиджак и везу ублюдка в паб. Главное, не напиваться.

    ***

    – Ты женат?

    – Вдовец.

    – Умерла?

    – Машина сбила.

    – Засадил ублюдка?

    – Его так и не нашли. Нет свидетелей.

    – Вот твою мать! – мы молча приканчиваем очередную пинту. Он пьет, не замечая. Наверное, он алкоголик.

    – А ты?

    – Что?

    – Женат?

    – Был. Разведен. Есть дочка.

    – У меня двое. Парень в Австралии, дочка в Манчестере. Медсестра.

    – Один живешь?

    – Да. Сначала уехал отсюда, потом вернулся. А ты почему из Лондона уехал?

    – Так получилось. Ты думаешь, что я угрожал парню. Это не так. Мои методы…

    – Риган, я все уже понял про твои методы,– я резковат. Я пьян. Я хочу его.– Твои методы один к одному как в кино про крутых копов. Это Оксфорд, понимаешь? Здесь так не получится. Здесь большая часть населения как раз желторотые пацаны и девчата. Все студенты. Потом идут преподаватели, учителя, репетиторы. Потом обслуга колледжей. И только остаток населения – местные. Понимаешь, социальный статус большинства жителей самого Оксфорда и окрестных городков привязан к Университету.

    – Интеллигенция, мать их.

    – Да, можно так сказать.

    – Я университетов не кончал. Мне уже поздно учиться. Я никогда не стану старшим инспектором, – точно, алкоголик. Пьяных слез мне еще не хватало.

    – Ладно, Риган. Будем считать, что я тебе первую лекцию прочел. Ну–ка повтори: здесь все культурные, я не буду им угрожать.

    – Черт, Льюис. Все культурные, я не буду им угрожать. Сразу буду все выдергивать, без предупреждения.

    – Эй, можно такси, – кричу я официанту слишком громко. – Пошли, Риган, завтра на работу.

    – Ишь, ты, какая цаца, – глаза расфокусированы, я не сразу понимаю, что это он про меня. – А ты не крепко на ногах стоишь.

    – Да, я вообще–то не пью, – я иду в сортир. Признайся себе, Льюис, еще пинта и ты будешь называть его Морсом и просить трахнуть тебя. Блядь!

    ***

    – Ты? – он смотрит мутными спросонья глазами. Отличное утро. Поздравляю, Робби!

    – Ага, – не давая себе и ему опомниться, встаю и иду в ванную. В зеркале мятый мужик. Страшный, морщины по всей роже, глазки маленькие, второй подбородок закрывает шею, брюшко грозит превратиться в пузо. Старость близится, а ты все туда же, Робби. Погружаю ладони в холодную воду. Голова трещит, мир плывет в блевотном тумане.

    За тонкой стеной в унитазе шумит вода. Риган встал. Дверь открывается. Он заходит, молча отодвигает меня от раковины и плещет себе в лицо воду. Кожа на шее идет пупырышками. Вода ледяная. Смотрит на меня в зеркало. Глаза постепенно приобретают ясность. Они уже не серые, а голубые. Еще раз ныряет в раковину. С шумом выдыхает. Сдергивает полотенце с батареи, энергично трет лицо и намокшие плечи. Я ухожу.

    – Эй, Робби! – он хватает меня за руку, тянет к себе. – Ты, что, обиделся?

    – Ннн–нет, – я чуть живой. Чего обижаться, если сам попросил тебя отпидарасить. Я хочу, чтобы он исчез.

    – Роб, черт, честно, я не хотел тебя обидеть, – он жмется ко мне. Мелкий, мне по плечо. Сильный, пивное брюшко, сиськи с жирком. Мягкие. Очень волосатый. Хватает меня ниже пояса. Да, он ночью кончил, а я нет. Наверное, в этом проблема. Я был слишком пьян.

    – Риган, не надо, – пытаюсь отлепить его от себя.

    – Да, ладно, Роб. Я не жадный. Хочешь, отсосу? – жаркий хриплый шопот. "Хочу! Хочу! Хочу!" – кричит мой мозг, а язык говорит:

    – Нет, не хочу.

    Лицо Ригана вытягивается. Убирает руки. Делает шаг назад. Морда серьезная. Оглядывает меня с головы до ног, отчего мне становится еще хуже. Обходит меня. Раз–два–три–четыре–пять–шесть–двадцать восемь–сорок семь–девяносто пять. Две минуты. Дверь хлопает.

    ***

    – Инспектор Льюис, – суперинтендант Инносент на пороге моего кабинета.

    – Да, мэм?

    – Вы провели занятия по этике с инспектором Риганом?

    – Что? А, да. Провел,– ничего себе "занятие".

    – Каких пунктов вы коснулись?– она заходит, садится на стул Джима.

    – Ну… – я зря тяну время. Джин не обманешь. Голова болит. Вру. – Мы обсудили вопрос этики отношений "власть–полиция", "полиция–гражданин", "полицейский и информация".

    – То есть, до вопроса "полицейский–насилие" вы не добрались? – изгиб ее брови похож на крыло облезлой чайки. Красивая.

    – Нет, мэм.

    – Значит так, инспектор. Вы должны выполнять поручения именно так, как я вам их даю. Если я, ваш непосредственный начальник, прошу провести для вашего коллеги персональные занятия, вы должны это сделать. Я жду ваш рапорт к пятнице. И не вздумайте воспользоваться пунктом "солидарность в полиции". Если инспектор Риган не сможет ответить на элементарные вопросы, я отправлю вас обоих на курсы для новобранцев. С занесением в дело.

    – Да, мэм, – мне везет.

    ***

    Он стоит в коридоре около лестницы, болтает с сержантом из своего отдела. Довольный. А я вот сейчас подойду и испорчу ему настроение.

    – Кх–кх, – вежливо так кашляю.

    – А, Льюис, привет! – он хлопает меня по плечу, кивком прощается с собеседником. Берет меня за локоть и тащит в угол за автоматы с колой. Расплывается в пошлой улыбке. – Уже соскучился?

    – Нет, – жестче, Робби, жестче, – суперинтендант напомнила, что к четвергу вы должны пройти курс этики полицейской работы. Я должен отчитаться в пятницу. Она вызовет вас, и вы должны будете ответить на простые вопросы.

    – Значит, ты по работе, – его губы сжимаются.

    – Да, инспектор Риган, – браво, Робби! – То, что было…

    – Это не по работе. Я понял.

    Почему меня это задевает? Я ведь не хочу иметь с ним ничего общего. Ошибка, просто пьяная ошибка. Надо от него избавиться. Во что бы то ни стало.

    – Когда будет свободная минутка, зайдите. Я вам все объясню, вы запомните. Я напишу рапорт, вы докажете суперинтенданту, что правильно понимаете свой долг, и мирно разойдемся.

    – Да, – кивает, – вы правы. Давайте после трех, – уходит быстро, не оглянувшись.

    ***

    Ну и лицо! В школе я так смотрел на учителей, делая вид, что слушаю, а сам витал в облаках, мечтал о космосе и приемнике в доме на дереве. Морс сидел с таким видом на летучках. Риган слушает о том, что солидарность полицейских помогает в решении общих задач полиции Ее Величества, и что–то рисует в блокноте. Я же вижу, что он меня не слышит.

    Ребята постепенно расходятся. Джим уехал еще днем, выдав мне пару таблеток. Мне полегчало, и я велел ему отдыхать. Остальные исчезают с первым же ударом часов на башне. Поросята.

    Сумерки спускаются, я зажег свет, закрыл дверь. Нас все равно видно через эту дурацкую стеклянную стену. В кабинете Ригана вовсю кипит работа, а он здесь. Оборачиваюсь, прерываю фразу на полуслове.

    – Повторите за мной, пожалуйста.

    – Что?

    – Вы меня совсем не слушаете. Вы не хотите у нас работать?

    – Уже не знаю. То, что ты сказал о проблемах личного характера, которые мешают работе сотрудника… Кажется, это тот случай. - Значит, он решил расставить точки над i. Ладно.

    – Послушай, Риган, то, что мы…

    – Нет, это не важно, – наконец, отрывается от своего блокнота. – Я, кажется, понял. Это просто по пьянке, да? Так ты никогда и ни за что.

    – Типа того, – пожимаю плечами.

    – Ясно. Ну, теперь главное я для себя выяснил, так что давай, валяй дальше про присвоение канцелярских принадлежностей Ее Величества.

    – Главное? Ты думал, что я гей? – конечно, он думал, черт тебя побери!

    Я ведь спросил очень тихо. Он, конечно, ответил очень громко:

    – Естественно! Я же гей.

    – Думаешь, об этом надо кричать на каждом углу?

    – А мне по фиг. Я новенький. Полюбите меня таким, каким я приехал, а не таким, каким вы вообразили.

    – У тебя такой послужной список, что всем будет по фигу, гей ты или нет. Главное, чтобы и здесь ты ловил ворюг и бандитов с такой же ловкостью, как в Лондоне.

    – Ладно, Льюис, оставь проповедь для своего сержанта. Давай, что там у тебя дальше. Я записываю.

    – Ага, – я рывком выхватываю из его руки блокнот. Вглядываюсь. Без очков все размыто, но кажется он, и правда, записывает. Конспектирует, черт его побери, лекцию. Обалдеть!

    Хватит на сегодня. Мне очень хочется выпить и домой. Завтра еще день. Он забирает блокнот. Смотрит мне в глаза. Я молчу. Уголок его рта дергается. Он уходит к своим парням. Под его руководством бригада сегодня днем задержала шайку домушников. Все–таки они молодцы.

    ***

    Я вижу, точнее, чувствую, что ему понравилось. Он хочет еще, а я нет. Мне это не нужно. Больше не нужно. Да, вылитый Морс, но ведь не Морс. Грубая скотина.

    Джимми кивает мне, я смотрю в коридор. Риган ругается с мэм. Он размахивает руками, она из последних сил сдерживается, чтобы не огреть его папкой по голове. Надеюсь, они быстро помирятся. Каждый раз, как они лаются, мне приходится все улаживать. То лекцию прочти, то машину одолжи, то дело отдай в их отдел. Надоело.

    – Пойдем выпьем, Льюис, – он ловит меня вечером у машины.

    – Нет, я сегодня занят, – слабые попытки.

    – Ага, – губы поджал. Дитя–детем – щеки пухлые, в глазах чуть не слезы стоят, елозит ботинком по краю лужи. Что ж такое?!

    – Ладно, поехали.

    Едем, пьем, идем ко мне домой. Я не хочу, чтобы это случилось еще раз. Зачем я веду его к себе? Я пьян. Опять. Как только закрывается дверь, набрасываюсь на него. Он отвечает тем же.

    Я впервые вижу то, отчего у меня мозги едут набекрень. Он сдергивает трусы и все. Мозгов нет. Я вижу его готовым. Хуй подрагивает, бесстыдно вытянувшись из густой черной шерсти. Он слишком большой. Крайняя плоть уже сползла, образовав тонкий валик, подпирающий здоровенную головку. Нет, я не смогу его принять. Тогда я был чересчур пьян, на другой день думал, что это оттого, что на живую, без смазки. Нет, я не хочу, чтобы он разодрал мне всё еще раз. Тут никакая смазка не поможет. Слишком толстый. Нет.

    – Трахни меня, Риган, – шепчу я. Дурак.

    ***

    – Привет, Льюис! – меня со всей силы хватили по плечу. Даже оборачиваться не надо, чтобы узнать кто это. Мать его за ногу, Риган. Почему мне так везет?

    – Ага, привет! – киваю. Он садится рядом, заказывает пиво. Намерен сидеть здесь.

    – Чем занимаешься? – нахал цокает языком, отпивая первый глоток.

    – Думаю, – мне хочется остаться в одиночестве.

    – Очень полезно. Пиво способствует размышлениям, верно?

    – Да, – черт! Он повторяет морсовы выражения. От того, что я их слышу от этого человека, мне становится тошно. Надо уходить. – Ладно, Риган. Мне пора.

    – У тебя еще полкружки. Или я помешал? – синие глаза дырявят мне череп.

    – Да, помешал.

    – И чё ты сразу не сказал? Ладно, пойду другую компанию поищу, – он уходит. Вот так просто, без грязных намеков, без ругани. Странно.

    ***

    Он действительно ни разу первым не ударил. Он мог оскорбить словом, но ударом отвечал только на действие.

    Сегодня ему сломали ключицу. Ограбление банка в Картертоне, перехват, который планировали месяц. Перешептывания с темными личностями как раз в его духе. Я видел его всего пару раз за этот месяц. Он наверняка все знал заранее, готовился, нервничал.

    Засада, он выскакивает прямо на парня с дубинкой. Украденной полицейской дубинкой Джона бьют по голове, по плечу, по лицу. Он и так не красавец, но когда вижу его, выходящего из нашего здания... Выползающего еле–еле. Шина фиксирует руку, глаз заплыл, голова забинтована. Вся физиономия в пластыре. Его сержанты ковыляют рядом, хромая и матерясь. Инвалидная бригада. Как они добрались до Кидлингтона?

    Суперинтендант Инносент стоит на крыльце и твердой рукой распределяет кто–кого–куда везет. Мне достается Риган и Диккинсон. Почему именно я?

    ***

    Это действительно нора в многоквартирном бараке на окраине Вудстока, как он и говорил. Бардак в комнате, гора грязной посуды на кухне. В ванной стойкий запах мокрой штукатурки, в единственной комнате кислый запах тухлятины. Он действительно редко здесь бывает.

    – Эй, – я пытаюсь пошутить,– ты решил устроить лепрозорий? Ты никогда не убираешь?

    – Мою полы каждую неделю, твою мать, – он смеется. От боли в углах глаз слезы.

    Выбаливающие порезы, синяки, легкие царапины – я все это видел не один раз в жизни, но такого еще не было. Джек просит помочь ему раздеться. Я очень осторожно вынимаю его из рубашки, тащу в ванную. Моем лицо. Пластырь плохо смывается там, где присох к зашитой ране. Прописаны уколы, мази. Наконец пригодился навык делать уколы. Пакет, который дали ему в госпитале, полон шприцев, ампул, таблеток, банок с мазями, бумажек с предписаниями. Я задумался и хочу уколоть обезболивающее ему в руку.

    – Ты должен колоть это в задницу, – напоминает он.

    – Знаю.

    – Давай я лягу и вколешь. Только сначала поссу. Помоги, будь добр.

    Расстегиваю ему штаны. Дальше он сам – одна рука работает и ладно. Звук как из водопада. Он еле стоит на ногах от слабости. Тащу его к кровати, откидываю одеяло. Да, простыни он тоже не меняет.

    – У тебя хоть что–нибудь чистое есть?

    – Простыня вон в ящике, – лезу в ящик комода. Да, пара тонких желтоватых простыней, еще одна подушка. Сойдет.

    Перестилаю постель. Сажаю героя. Стаскиваю брюки, укладываю на живот. Как с шиной–то спать?

    – Коли быстрей.

    – Ага, – спирт дали. Протираю ватой, засаживаю шприц. Оп–ля, все готово. – Ты умеешь делать уколы?

    – Не–а.

    – Придется научиться: у тебя три в день.

    – А зачем? – крутится, переворачиваясь на спину. – Ты же умеешь.

    – Я не смогу.

    – А… – он подтягивает здоровой рукой трусы выше. – Я думал, может, возьмешь на себя шефство.

    – Нет, Риган. Я работаю. Тебе нужен профессиональный уход. Ну–ка давай спи, – укрываю одеялом, бросаю сверху плед.

    – И все–таки я поймал ублюдков.

    – Да, ты сегодня герой.

    – Я не заслужил награды? – смешно поворачивает голову набок, пытается улыбнуться, но ему больно.

    – Черт, Риган! Переломанный, побитый и все туда же! – милосердие к раненому? Наклоняюсь, провожу рукой по торчащим из–под бинта коротким волосам. Они выбрили небольшой квадрат, чтобы зашить рану. Повязку надо поменять с утра, наверняка во сне собьется.

    – Поцелуй меня, Робби, – просит он.

    – Нет, Джон. Это лишнее. Спи. Я пока не ухожу, – черт, я действительно тюфяк, раз он давит на жалость и это действует. Легонько касаюсь губами щеки.

    Выхожу на кухню, мою посуду, расставляю все на те места, которые мне больше нравятся. Когда через час выглядываю в комнату, он громко сопит. Голова наполовину спрятана под подушкой, ладонь под щекой. Так спал мой сын, когда приехал из скаутского лагеря. Уходя, несу большой мусорный пакет. Давно я так не работал по дому. Надеюсь, завтра придет медсестра из госпиталя.

    ***

    Лиз О'Алан приехала из Полицейского управления Северной Ирландии. Сорок лет, католичка, брюнетка, пьет как лошадь, бьет как боксер–тяжеловес. Я везу ее из Кидлингтона в Беркшир – смотреть музей и знакомиться с высоким начальством. Курсанты смотрят на нее с любопытством. Ночью она отдается мне с огненной, свойственной только ирландкам, страстью. Наутро на подушке лежит брелок – шемрок. Она уезжает тем же вечером, чтобы никогда не вернуться. Мне не везет, как Морсу. Они исчезают, не задержавшись дольше, чем на день, месяц. Проклятие действует? Четыре зеленых листа шемрока – как четыре так и не раскрытых мной за год убийства.

    ***

    – Джек? Почему Джек?

    – Не знаю. Джон как–то слишком просто. Поэтому они зовут меня Джек.

    – Ладно, Джек, мне пора, – он мне полчаса объяснял, что я могу называть его по имени. Когда никто не слышит. Нет, конечно, я после каждого дня рождения становлюсь терпимее к людям, но Риган меня, определенно, утомил. Мы сидим в пабе, все уже разошлись. Я получил хороший подарок от мэм – дело, которое не может расследовать Грейнджер.

    – Я еще не подарил тебе подарок.

    – Ты и так сделал мне отличный подарок, тем, что пришел, Риган.

    – Нет, у меня для тебя есть настоящий подарок, – лезет во внутренний карман куртки. – Вот. Я не хотел при всех. С днем рождения, Робби.

    С удивлением беру сверток. Смотрю на Ригана, как на придурка. Он бы еще мне кольцо подарил. Вообще мозгов нет. Водка. Определенно, это бутылка из–под русской водки. Прям как родители Вэл, когда мы только начали с ней встречаться.

    – Спасибо, Риган.

    – Хочешь, открой.

    – Здесь?

    – Ну да, – он будто ждет, что я его обниму и расцелую от благодарности.

    Разворачиваю. Да, это "Смирнофф". Это уже слишком. Мне действительно пора идти.

    – Постой, Роб, – он цепляет меня за рукав. – Можно к тебе?

    – Зачем?

    – Ну, – вздергивает бровями. Флиртует, мать его. Наклоняется прямо к уху. – Поебаемся.

    Я фыркаю:

    – Нет такого слова, – нет, такого я еще не слышал. В смысле, по отношению к себе.

    – Ебля есть, а слова нет? – смеется. Потом резко грустнеет, смотрит в рюмку. – Нет, Льюис, я не навязываюсь. Просто у меня кроме тебя никого не было в этом городе. Мне было с тобой хорошо. И у тебя ведь день рождения.

    Черт, он что, признается мне в любви? Господи, помоги мне.

    – Я не думаю, что хочу каких–то отношений, – осторожно, Робби. Будь осторожен. Каждое твое слово может быть обращено против тебя.

    – Понятно, – смотрит искоса, ухмыляется. – А если без отношений?

    – Нет, Джек. Без отношений уже было. Хватит.

    – Можно я тебя провожу?

    – Нет, – сую бутылку в карман и хлопаю дверью бара, кажется, услышав:

    – А я все–таки провожу.

    Он идет за мной следом. Крадется как преступник. Я не оборачиваюсь. Закрываю дверь дома. Швыряю ботинки в прихожей. Делаю шаг в кухню. Риган стоит снаружи у большого кухонного окна и смотрит на меня, приложив ладони к стеклу.

    ***

    Когда размышления о делах кончаются, мысль перескакивает на Ригана. То есть, наоборот, мысли о Ригане прерывают мысли о делах. Он лижется. Классно лижется, правда. Язык то широкий, как лопата, то узкий и упругий, как жало. И ловкий, как у француза. Я думаю о нем иногда. Дикое животное. Разнузданный жеребец. Дерзкое хамло. При этом вне службы закомплексованный жутко. Все знают его как человека без правил. Я знаю, что у него есть один принцип – получить все, что хочешь. Он хочет меня. Два раза подставился, раз дал отсосать и все – вот оно. Он каждое утро заглядывает в кабинет, здоровается. Каждый вечер прощается, если я на месте. Хорошо, что ремонт на их этаже закончен, опера вернулись в свой крысятник и перестали маячить напротив. Он пытается заговорить о чем–нибудь в столовой. Я киваю, молчу. Он не дурак – сразу отстает. Мне только сплетен не хватало. Впрочем, пятнадцать лет назад сплетни сделали свое дело – я не посмел даже посмотреть на Морса, чтобы не разрешить ему понять, что происходит. Сейчас сплетни уже не те – их сила меньше. Конечно, можно сделать вид, что мы просто друзья – два чужих в Оксфорде человека, оба без жен, дети далеко. Хотя, это никого не обманет. Джим издевательски хмыкает у меня за спиной.

    Что есть любовь? Это не то, что я чувствую. С Вэл это было. С Морсом это было. Больше ни с кем. С Риганом этого нет. Это просто секс. Без обязательств, без чувств, без омерзительных поцелуев рот в рот. Бездушный трах с относительно молодым человеком. Наша разница в тринадцать лет уже почти не заметна. Почему он так смотрит на меня? Неужели, у него это и впрямь что–то большее? Что ему могут дать какие–то шуры–муры со старым инспектором? Иллюзию, что он не одинок? Не верю. Он вообще не педик. Мужлан.

    ***

    Дело в суде. Виновный будет наказан. Меня не оставляет ощущение ошибки. Кажется, все правильно. Улики, признание – все на месте. Почему мне не по себе?

    В столовой все столы заняты. А, вон Риган. Жует булку с маком, запивает чаем. Что это с ним?

    – Можно? – сажусь напротив.

    – Ага. Чего смурной?

    – Да, что–то как–то…

    – Такая же фигня. Зря я вчера своих ребят втянул. Все зря.

    – Мои хотя бы бумажки перебирают. Секретаршу новую гоняют. У них не такая опасная служба, как у твоих.

    – Ммга, – отвечает он. Вдруг осторожно тычет в мою руку ложкой. – Чё после работы делаешь?

    – А что?

    – Ну, может это… того…

    – Риган, иди на фиг.

    – Я приеду, можно?

    – Приезжай, только не за этим.

    – Окей. Привезу пива, – он подмигивает мне и уходит, забрав поднос.

    Я хочу знать, со мной ли еще моя сила воли. Мозги или хуй? Что победит? Надеюсь, я знаю, что делаю и вовремя остановлюсь.

    ***

    Приходит момент икс, когда еще глоток, и он падает передо мной на колени и просит. Просит не отвергать его. Ведь все было так хорошо. Чем я был не доволен? Ведь все было так здорово.

    Нет, все происходит вот как: раз в две–три недели, когда его дела идут либо очень хорошо, либо очень плохо, он возникает на пороге моего дома с початой бутылкой в пакете. Глоток икс, и бух в ноги. Точнее, нет: глоток, тишина, потом он садится ближе, пытается обнять меня, я отодвигаюсь, отговариваюсь; наконец, выгоняю его. Даже если пьян, я держу себя в руках. Я больше не хочу его. Все слишком серьезно, я не могу иметь связь с коллегой. Тем более, с мужчиной. Влюбленным мужчиной.

    Моя задача вовремя выгнать или любым другим способом избежать быть свидетелем этой степени опьянения. Я избегаю встречаться с ним на людях, особенно на работе. Он действительно стал больше пить. За этот год скатился до нуля.

    Алкоголизм прогрессирует вместе с агрессией. Он на неделю отстранен от работы за драку в пабе. Небывалое дело – подраться с подозреваемым в оксфордском пабе. Весь участок косится на него, кто с осуждением, кто с восхищением. Оружие мэм тоже конфисковала. Его методы работы с подозреваемыми более чем незаконны. Он срывает на них злость, об этом уже ведут расследование, как я слышал. Неужели я виноват?

    ***

    Сад, зелень, праздные посетители. Имаджин пьет пиво. Одна.

    – Привет, босс! Можно?

    – О, Льюис! Конечно, садись.

    – Тяжелая неделька?

    – Не то слово. Твое здоровье!

    Мы пьем. Я не помню ее сержантом. Она слишком стремительно поднялась до недостижимых высот.

    – Можно вопрос не по работе? – спрашивает она.

    – Ага.

    – Ты... очень дружен с инспектором Риганом?

    – Ну... Иногда пьем пиво, – я делаю простое лицо.

    – Знаешь, с ним что–то происходит, – Джин слизывает пену с губ. Эротично. – Он отличный полицейский. Я не хотела бы терять его.

    – Я слышал, у него проблемы.

    – Да. Ты заметил, что он кое–кого напоминает... Нет...

    – Что?

    – Может, это мое воображение...

    – Что он похож на Морса?

    – Верно, – она смеется. – Я думала, только у меня в глазах двоится.

    – Замечал. Но я не спрашивал, кто его отец или дядя. Не знаешь, что у него в анкете?

    – Робби, – тянет. – Я не имею права разглашать, – потом дергает плечиком, наклоняется и тихо говорит. – Могу сказать только одно: Риган – фамилия матери.

    – В графе отец пусто?

    – Я тебе ничего не говорила.

    – Ладно, сам спрошу.

    – И узнай, что с ним творится. Мне он не расскажет, а ты умеешь вызывать мужчин на откровенность.

    – Да уж.

    Это смертный грех. Человек слаб перед страстями тела, но, насладившись, отказывается от себя, ища оправдания в лицемерной морали. Я сам себе предатель.

    Я знаю, что с ним происходит, но не могу ничем помочь. И ты тоже, Джин.

    ***

    – Я должен ехать к тетке Вэл. Она – старая калоша, но печет отличные пироги. Привезу тебе кусочек, – я объясняю свой побег Джимми. Сержант кивает, а сам поглядывает на фотографию Вэл. Он все знает, маленький паршивец, но помалкивает. Хмыкает на мои путаные объяснения. Чертов расстрига.

    – Вы точно вернетесь к понедельнику?

    – Да–да, конечно.

    Звонок в дверь. Стук. Так долбит ногой только Риган.

    – Кто–то пришел, – Джимми задирает свой короткий клюв вверх. Глазки ехидно сверкают.

    Я медлю, дверь грохочет. А еще он может пройти пару ярдов и точно так же постучать в большое окно. Ногой. Чтобы оно разлетелось ко всем чертям. Сволочь.

    – Вам лучше открыть.

    За дверью Риган, пьяный в стельку, уперся руками в косяк.

    – Приветик! – шатается. Сейчас упадет в прихожую.

    – Что тебе надо, Риган? Я уезжаю, – он все–таки вваливается в дом. Заглядывает в кухню. Они с Джимми смотрят друг на друга как враги. Этого мне еще не хватало.

    – Ясно, Роб, – он трезвеет на глазах. Смотрит в пол, тяжело дышит. Ноздри знакомо раздуваются. Главное, чтобы не лез в драку.

    – Я вернусь в понедельник, – неожиданно ласково говорю я. Взяв за локоть, вытаскиваю его на улицу.

    – Ты с ним трахаешься?

    – С Джимми? Нет, – это смешно, ей–богу! – Конечно, нет. Он же мой сержант.

    – Не пизди. Он красавчик.

    – Не глупи, Джек. Ты лучше.

    – Я напился, – он прислоняется к стене и медленно сползает. Мне хочется сесть рядом, но я опаздываю на поезд. – Ты вернешься?

    – Я еду к тетке жены. Вернусь в воскресенье вечером.

    – Можно я приду?

    – Джон…

    – Ты не хочешь быть со мной?

    – Джон, я не знаю, чего хочу.

    – Значит, не хочешь. Ясно, – он медленно поднимается и хочет уйти. Только не хватало, чтобы он влип в какую–нибудь историю. Затаскиваю его обратно в дом.

    – Джим, ты не мог бы?

    – Да, понял, – сержант быстро схватывает. Исчезает моментально. Риган, рожа бандитская, смеется и хлопает в ладоши.

    – Давай, давай, смейся.

    – А он у тебя дрессированный.

    – Он – да. А ты нет.

    – Давай по пять капель, – он хватает с полки бутылку, я не успеваю перехватить.

    Лестница вверх очень крутая. Я гонюсь за ним, настигаю в спальне. Он быстро сдергивает с меня брюки, сразу берет в рот. Горячий, влажный, как женская… Я пьянею. Сажусь на кровать, он стоит на коленях, пальцами сжимает мои яйца. Педик чертов. Теперь я точно опоздал на поезд.

    ***

    За окном ночь, мы так и не выбрались со второго этажа. Есть хочется.

    – А у тебя много родственников? – я зачем–то чешу его макушку. Только в сумерках замечаю, что волосы у него на висках и макушке седые, а затылок еще темный. Рано как–то поседел.

    – Нет никого. Я же детдомовский.

    – Да ты что? – приподнимаюсь на локте. Теперь понятно, отчего он такой дикий. Как же мало я с ним на самом деле разговаривал. Ничего не спрашивал, только ныл и выпендривался. Бездушный чурбан.

    – Я чего в Оксфорд–то приехал... Говорят, моя мамаша жила тут. Потом залетела, уехала в Лондон. Ну, а потом умерла. Сердце слабое. Я ее вообще не помню. Мне три года было, когда меня в приют отдали. Родственников никаких у нее не было.

    – А кто отец не знаешь?

    – Не–а. Если залетела здесь, значит либо студент, либо профессор.

    – Ну, тут всякого сброда полно шатается. Извини.

    – Да ничего. У меня мамашка красивая была. Одна фотка осталась. Любой на такую бы клюнул. Хоть бы даже и профессор.

    – Может, ты профессорский сынок?

    – Ну, тогда у меня бы голова варила лучше. Я бы ловил крутых мошенников, я не эту мелочь. Слышал, я закрыл три дела за два дня?

    – Слышал. Умница. Есть хочешь?

    – Ага, – он уже почти трезвый. – Ты такой добрый, Робби, – как мило. Гладит меня очень нежно, целует в плечо, потом в шею, прижимается всем телом. Ласковый, как телок. Это в приюте его так покалечили? Он улыбается, глаза счастливые, а мне грустно почему–то.

    ***

    Хэттуэй ушел в отпуск на неделю. Секретарша Элисон хорошо печатает, парни уже научили ее премудростям ведения документации. Она самая обычная и очень молоденькая. Смотрит на Джима влюбленными глазами. Теперь сможет работать как следует хотя бы эту неделю. Я уйду пораньше: сегодня придет Джек. В городе затишье, мы оба погрязли в бумажной работе. Спокойно подчищаю дела, составляю письма, описи и прочую ерунду, поэтому не устаю, как в горячие дни.

    Теперь он появляется у меня четко два раза в неделю, прям как домработница. Пьем пиво, болтаем. Ничего особенного не делаем. Никакого секса. Он будто ждет, что я первый начну сначала.

    Я оставил Джека дома на полчаса и сходил за продуктами. Вернулся в живую квартиру. Давно такого чувства не было. Как будто Вэл вернулась. Удивительно.

    – Знаешь, я решил поискать что–нибудь про свою мамашку.

    – Ну и?– мы смотрим телевизор. Фотография, на которой я с Вэл, стоит на столе. Риган поставил возле нее крошечную китайскую вазу с какими–то сухими цветами. Где он такое чудо откопал? Беленькие, круглые и очень–очень маленькие цветочки.

    – Я нашел, где она работала. Северный Оксфорд. Странно, что еще эти книги в магазине остались. Те, куда работников записывают. Все–таки, если посчитать, то это было тыщу лет назад.

    – В каком магазине?– это я так, от балды.

    – В книжном. Значит, вот от кого я читать люблю. То есть, любил.

    – Мда… Ты бы почитал что–нибудь посерьезней спортивных газет.

    – Роб, некогда. Да и о поэзии я, что ли, буду с этими козлами говорить. Вчера чуть душу не вытряс из Биллстоуна.

    – А тебе нравится поэзия?

    – В детстве нравилась. Про цветочки, поля, озера. Свобода. Мамина книжка была с поэтами всякими. Я всю ее выучил. Воображал, как она это читала, что нашла в них. А потом… Я же в шестнадцать сбежал... Меня когда поймали, хорошенько пацаны в участке отделали. Мозги вправили. Если бы не поймали, сторчался бы годам к восемнадцати. Был бы бандитом. А так вернули в приют, и я нормально доучился. Потом даже думать не стал, пошел в полицию.

    – А я пошел в полицию, потому что любил приключения. Да и без образования брали только сюда.

    – Да, забыл сказать, тебе дочка звонила. На автоответчике сообщение.

    – Ага, – иду слушать. Ну почему я всегда знаю, что она скажет? Так и есть: люблю, скучаю, все хорошо. Ничего нового не происходит.

    – Не залетела еще?

    – Нет, – я наливаю себе апельсинового сока. Я не хочу, чтобы он оставался сегодня. Все становится слишком интимным. Тогда зачем же я спрашиваю. – Ты останешься?

    – Ты хочешь? – приподнимает брови. Очень похож на Морса. Мелькает шальная мысль Джин – может, он все–таки его сын? – Останусь.

    ***

    Мы просто спим вместе, когда совпадают свободные от работы часы. Ни у него, ни у меня нет четкого графика. Мы не трахаемся. Для него это проблема: он моложе. Ему всего сорок три, и нужно бы почаще, чем раз–два в месяц. Но чаще не получается: мы не совпадаем, и моя жопа такого тренинга не выдержит. Хорошую я придумал отговорку? Он не отдается мне. Он – мужик.

    Иногда я отсасываю у него, но зачастую просто сдрачиваю по утрам, если раньше просыпаюсь. И мне нравится просыпаться оттого, что он меня там лижет. Честно, я хочу большего. Почему я не иду на это? Он ни на чем не настаивает. Наверное, ждет, когда трезвый буду доверять ему также как пьяный.

    – Можно я спрошу тебя? – мне действительно любопытно.

    – Валяй.

    – Почему ты со мной?

    – А с кем еще?

    – Нет, я серьезно. В городе полно молодых мужчин.

    – Тебе конкретики?

    – Да.

    – Я… – он сползает на пол, облокачивается на край кровати. Стоит на коленях, улыбается грустно и нежно. – Я люблю тебя.

    – Ты серьезно? – это не новость, но я никак не думал, что он прям вот так словами скажет.

    – Ты не понял? Я люблю тебя.

    – Джек… – сжимаю его руку. Мне ведь нечего ответить.

    – Я люблю тебя. Все. Точка. Мое мнение окончательное и обжалованию не подлежит. Делай со мной, что хочешь.

    – Хорошо, – притягиваю его к себе. Он ложится под одеяло. Лежим, прижавшись. Члены лежат друг на друге. Никакого плотского возбуждения. Сердца стучат ровно, как маятники.

    Мне тревожно. Я недостоин. Он знает, что я не люблю. Терпит, ждет. А я просто хочу быть с ним рядом. Он умный, живой, веселый и очень несчастный. Что со мной?

    ***

    Я нашел фотографию Морса в архиве. Единственная крупным планом. Те, что есть у меня – групповые снимки отдела. Это фотография для удостоверения, но на ней он выглядит как обычно в жизни. Насупленный, невыспавшийся. Кладу рядом с фотографией Джона. Две капли воды разной степени разложения от времени.

    – Ну и чё? – Риган жует сэндвич, сидя на подлокотнике кресла. – Ни фига не похож.

    – Да как не похож? Вот смотри – волосы, лоб, глаза, нос, губы, подбородок.

    – У меня нет второго подбородка, – брови сходятся на переносице.

    – Вот ты даже когда обижаешься, такие же рожи делаешь. Если ты его сын, то это здорово.

    – Ты никогда не докажешь, что я его сын. Ну, признают меня его родственники. А если не признают? В любом случае, не видать мне ни дома, ни машины. Они не отдадут.

    – Можно сделать анализ ДНК.

    – У тебя, что, его ногти в медальоне, красотка?

    – Нет, конечно. Но можно найти что–нибудь в его доме, если поискать.

    – Не дури, Роб. Что там можно найти через столько лет? Грязные трусы? Там же арендаторы.

    – Можно уговорить его сестру сравнить ваши ДНК. Если сойдется, то суд вернет тебе все.

    – А если он не родной сын? Или она не родная дочь. Не, на фиг такие проблемы. Я и так неплохо живу. Да и время упущено. И завещание было в ее пользу. Не, не дури, Робби.

    – Завещание можно оспорить. Он же не знал, что у него есть сын. Но как хочешь, Джонни.

    Элементарно. Он боится. Боится узнать правду, какой бы она не была. Он хочет оставаться собой, парнем без роду, без племени. Параноик, как и Морс. Надо показать ему паука. Если подпрыгнет до потолка – точно Морс.

    ***

    Пьем пиво в ресторане у реки. Стол завален служебными записками.

    – Чем она не довольна? – недоумевает Джек, складывая документы в одному ему известном порядке. – Из девятнадцати дел семнадцать раскрыто. В чем проблема?

    – Она не любит грубых мужиков.

    – Она не лесбиянка. Если бы была лесбиянкой, я нашел бы с ней общий язык. Может, она таких, как ты, любит, а?

    – Не знаю. Она любит такс, – надо сменить тему. Если бы мы с Имаждин были на равных, возможно, что–нибудь да и вышло. Но она мой начальник. – Я тут подумал… А та книжка, что осталась от твоей матери, она где?

    – Э… В Лондоне. У жены. То есть у дочки. А что?

    – Там какая–нибудь дарственная надпись есть? Может, знакомые какие найдутся.

    – Нет, там надписей нет. Только подчеркнуто кое–что, да сбоку каракули какие–то у некоторых стихов. Книжка–то не новая. Явно подержанная.

    – Взглянуть бы, – почему я уверен в том, что это книга Морса? В Оксфорде тысячи любителей поэзии.

    – Поеду к Сьюзи на день рождения, привезу.

    Так я заставил его привезти книгу с подписью Морса. Митчелл, наш графолог, подтвердил, что это почерк моего покойного шефа. Если Митчелл сказал, значит, так и есть.

    Джин скептично поднимает бровь:

    – Если тебе хочется в это верить…

    ***

    Нет, определенно, надо что–то сделать. Телефон разрывается. Надо протянуть руку и ответить.

    Три месяца как квартира в Вудстоке возвращена хозяину. Вещей не много, так что мы вполне помещаемся. Он платит половину за все. Даже за мой маленький сад. Наконец, я смог накупить ему нормальных рубашек, галстуков и трусов. Ненавижу его любимые шерстяные водолазки, которые он носит на голое тело. Он ненавидит мою любимую жареную картошку. А еще он после еды дочиста вылизывает тарелку и ругается, если я читаю в туалете. Он считает, что для чтения придумана гостиная. Так и живем.

    На Рождество приехала Кейт, его бывшая жена, привезла Сьюзан. Мы спокойно провели время. Кажется, я Кейт понравился. Она призналась, что ожидала встретить изнеженного балбеса в розовой рубашке, а не серьезного мужчину в обычном полосатом джемпере. Дочка была само очарование – спела песенку про веселый дух Рождества. Ей точно надо идти в певицы.

    Моя дочь не приехала. Она ни капли не удивилась, когда узнала про Ригана. Только сказала: "Вот уж не думала, что ты такой современный. Знаешь, если будут проблемы, "Релиф" очень хорошая штука. Заживляет и… Но ты не слишком увлекайся, ладно, пап?" Она же медсестра, я совсем забыл. Что будет, когда станет врачом? Будет рекомендовать "Виагру"? Сыну я ничего не сказал. Думаю, Линн сама скажет, когда будет нужно.

    – Риган, – хриплое гавканье прерывает звонки. Он снял трубку. – Это тебя.

    Трубка утыкается мне в ухо. Я мычу:

    – Льюис.

    – Простите, сэр, это констебль Лесни. Труп на Хай–стрит. На улице, у "Хоббс". Криминалисты выехали.

    – Сейчас буду.

    Встаю. Зимний холодок заставляет вздрогнуть. Под одеялом тепло. Я опять не выспался.

    – Я что–то не то сделал? – седые кудри выныривают из–под подушки. Удивительное чутье на неприятности.

    – Да, Джек. Ты нас убил, – я очень спокоен. Даже заторможен.

    – Я спал.

    – Я тоже.

    – Я забыл, где я.

    – Сегодня вечером даже общественные помощники будут знать.

    – И что ты собираешься делать? – он садится, чешет яйца.

    – Ехать на место преступления.

    – Нет, я про…

    – Я понял. Сейчас я еду на вызов. Потом по обстоятельствам.

    – А мне что делать?

    – Иди на работу, – я уже завязываю галстук. Снег начал биться в окно. Значит, будет холодно. – Ключи не забудь.

    – Окей. Знаешь, наверное, мои парни знают, – он провожает меня до двери, подает шарф.

    – Умные, да?

    – Твой прихвостень точно знает.

    – Он не прихвостень.

    – Ага, он просто молоденький пидарек, влюбленный в старпёра инспектора.

    – Джек!

    – А разве нет? Ты бы видел, какими глазами он на тебя смотрит.

    – Опять ревнуешь?

    – Ага. Ладно, иди. Думаю, на работу мне лучше идти в бронежилете и каске.

    – Пока!

    Я щиплю его за зад на прощание. Сев в машину, понимаю масштабы катастрофы. Я стал посмешищем. Нас уничтожат. Назначат расследование. Уволят. Придется уехать подальше в Шотландию. Без него. Надо было вышвырнуть его из своей жизни еще два года назад. Он слишком мне дорог. Я не должен его потерять, Господи. Милый мой Боженька, не сейчас.

    ***

    – Это невозможно. Еще раз повторяю, офицеры, это невозможно.

    – Но вы можете не докладывать об этом выше? – я настоял на этой встрече. Инносент бледна и грустна. Кажется, она недавно плакала: глаза припухли.

    – Увы, слухи, которые совершенно правдивы…– Имаждин смотрит на меня в упор. Ей действительно очень жаль. – Они стали достоянием не только Кидлингтона, но и Белого дома. Конечно, главный констебль Торнтон – моя хорошая знакомая еще по курсам, но… Она сама позвонила мне днем и сказала, что нарушение дисциплины ее, конечно, сильно волнуют, но внутренняя атмосфера в каждом отделении должна быть мирной, и не порождать какой–либо розни – ни межрасовой, ни какой–либо другой. Дисциплинарная комиссия будет завтра в 8 утра. Будьте готовы.

    На самом деле мы ничего не сделали. Мы не трахались на рабочем месте, не целовались, даже не держались за руки и вообще больше полугода на работе не сталкивались. Лесни сказал кому–то по секрету, что Риган ночует у меня, и понеслось. Весь участок гудит, как опрокинутый улей. Сначала косые взгляды, потом смех, потом карикатура на стендах информации. А главное, совершенно нерабочая атмосфера в течение недели. Мы стали сенсацией года.

    "Льюис, любишь погорячее?"

    "Эй, Льюис, много напахал в своем саду?"

    "Льюис, ээээ, как насчет меня?"

    "Га–га–га, весельчак Джек и тихоня Льюис. Кто бы мог подумать, что эти двое пидарсы. Охренеть!"

    "Думаю, надо их по разным участкам раскидать".

    "Надо, чтобы этот Риган убирался ко всем чертям в свой поганый Лондон. Это он свернул Льюиса с верного пути".

    "Нет, это Виргинские острова. Там у англичан от жары едет крыша. Льюис уже вернулся голубеньким".

    "Блядское отродье".

    Мне трудно, но Джону труднее в сто раз. Это его ошибка. Он материт каждого, кто смеет просто посмотреть на него. Его парни разделились на два лагеря – одни за него, другие не хотят с ним работать. Будет хуже, если кто–нибудь донесет его информаторам или просто сболтнет бандитам. Его авторитет будет уничтожен. Наверняка, там уже пронюхали. Что нам делать, ума не приложу. А когда–то он так гордился своими пристрастиями. Он просто не представлял, во что это может вылиться.

    Карикатура–то смешная – я в виде патрульного иду с собакой (типа, Джон) и говорю: "Ничего, что ты грязный. Дома друг друга вылижем". Ну не сволочи, а?

    В четверг, когда уже никого не было, Джимми спросил, не поворачиваясь:

    – Инспектор, как думаете, это надолго?

    – Что, сержант? – смотрю ему в затылок.

    – Ну… – голос совсем хриплый. – Ваша дружба с инспектором Риганом.

    – А что?

    – Ничего, – да, Риган прав. Бедный мальчик упустил меня. Он очень расстроен.

    – Я хотел бы, чтобы это было до конца моих дней.

    Он кивает, утыкается в компьютер. Я сделал вид, что не понял его. Он должен был признаться раньше, до Джека. Он хороший, симпатичный. Наверное, симпатичный, не знаю. Но зачем мне такой молодой? Мне через три года на пенсию. Что он будет делать после моей смерти?

    ***

    В половину первого ночи раздается звонок. Мой мобильный. Инносент.

    – Я кое–что придумала. Быстро с Риганом ко мне в кабинет. У нас полчаса.

    Пинаю Джона. Быстро одеваемся, за руль, через двадцать минут влетаем в участок. Бомжи тушат воздух в приемной.

    – Вы мои лучшие бойцы. Давайте решим это проще, – Джин роется в ящике стола, достает две папки. Вручает нам еще какие–то листки. – Заполните заново страницы приложения один, пять и пятнадцать.

    Мы с Джеком переглядываемся. Мне действительно страшно.

    – Господа, не надо меня дурачить. Заполните графы "супруги/партнеры", "место жительства", "состав семьи", "сексуальная ориентация". Вы, инспектор Риган, заполните также состав своей семьи полностью. Бывшую жену, дочь, Льюиса. И впишите имя вашего отца.

    – Но это не подтверждено, – очень тихо говорит он.

    – Вы это заслужили. Я совершенно согласна с Робертом. Вы так похожи и... Что у вас за улика? Книга с его подписью? – она устало улыбается. – Думаю, он бы гордился вами. Вы очень хороший полицейский. Дата рождения вашего отца 3 января 1942 года. Имя – Индейвор Морс.

    Риган присвистнул.

    – Давайте быстрее, удивляться фантазии ваших бабушки и дедушки будете потом. Я выкрала ваши досье, если понимаете. Будем ссылаться на то, что при приеме на работу не внесли это в базу. И поправки инспектора Льюиса тоже. Сделаем вид, что, – она заглядывает в какую–то папку, – Джейн Шаупи постеснялась внести сведения об однополых партнерах.

    Мы переглядываемся.

    – Она католичка, – поясняет Джин. – Противоречие между долгом и вашим грехом заставили ее пойти против инструкций, что послужило непреодолимым препятствием на пути честного служащего. Она недавно уволилась. Придумайте легенду, о том, как познакомились в Лондоне. Допустим, вы, Риган, приехали сюда с намерением вступить в партнерский союз. Льюис, вы – вдовец, решивший найти тихую гавань, но нашли Ригана, – она ухмыляется, потом делает скорбное лицо, смотрит на меня. – У Ригана это семнадцатая дисциплинарка. Его могут уволить со службы. Будьте, ради Бога, осторожнее. Упирайте на любовь с первого взгляда – это даже комиссии неподвластно, и на серьезные намерения. Задекларированные в анкетах еще с прошлого октября серьезные намерения, – с нажимом говорит она.

    Мы уткнулись в бумаги. Сначала тихо, потом громче, Джек начал смеяться. Стоило мне поднять на него глаза, и я тоже захохотал. Джин зашипела, чтобы мы поторопились. Когда Джек во второй раз переспросил номер моей квартиры, она ударила кулаком по столу, вскочила, отобрала анкеты и, пожелав успехов на завтрашнем допросе, выставила вон. Хорошая женщина. Настоящий друг.

    И утром все прошло так хорошо, что нам поверили и отстали. Пусть попробуют сказать, что мы пидары. Мы – партнеры. Официально, никого не обманывая, хотя в мэрию мы, конечно, не собирались.

    Но, неожиданно для обоих, через месяц, на день рождения Джека, мы обменялись кольцами. Они были разные: я купил серебряное ровное, он – с позолотой, витое. У него оно на левой руке, у меня на правой. Какая, к чертям собачьим, разница?!

    Именно тогда, придя из ресторана домой, мы впервые поцеловались. На кухне. Впервые в губы. Впервые по–французски.

    – Ты согласен быть со мной, Льюис? – он обнимает меня.

    Я смотрю в окно. Стоянка напротив. Моей машины не видно, мятый бампер его драндулета уткнулся в кусты. Снег запорошил тонкие ветви деревьев и блестит в желтом свете фонаря. Скоро весна.

    – Ты своего добился, Джек.

    – Ха! Взял–таки тебя измором, Робби, – у него снова фингал под глазом после задержания какого–то громилы. Хулиган смеется и опять целует меня в губы.

    – Просто у тебя сегодня день рождения.

    Я высовываю язык, впервые целуясь с мужиком. Это вовсе не мерзко. Я доверяю ему. Нет никаких противоречий.

    Fin

    ♂ вверх страницы