Название: Лесной дьявол, или Легенда о Робин Гуде и Гае, шерифе Ноттингемском

Бета: Sean

Категории: слэш, юмор

Фэндом: Робин Гуд

Герои: Робин Гуд/Гай Гисборн

Рейтинг: NC–17

Содержание: Славный разбойник Робин Гуд берет в плен шерифа Ноттингема сэра Гая Гисборна и его свиту. Основа – смесь баллад, фильмов, книг. Главный источник – фильм 1938 года "Приключения Робин Гуда" с Эрролом Флинном и Бэзилом Рэтбоуном в главных ролях. На историческую достоверность не претендую:)

Предупреждение: Принуждение.

Примечания: Непонятные слова в описании одежды рыцаря: брэ – нижнее белье, предвестник кальсон; шоссы – те самые "трико", длинные чулки на подвязках, привязываются к поясу; котт – "мужское платье", рубашка; обер – кольчужные доспехи; блио – тоже "платье", но без рукавов, надевается на доспехи; сапоги были короткие, мягкие, вроде высоких вязаных тапочек, которые носят дома пожилые дамы.

Дисклаймер: Эти герои не приносят мне дохода. Безумство поведения героев – на моей совести.

Двенадцать месяцев в году,
Двенадцать, так и знай!
Но веселее всех в году
Веселый месяц май.

– Чудный денек, а, Малыш Джон? Хоть и не май, а все равно здорово, – Робин Гуд схватился за ветку двумя руками и пытался подтянуться.

– Агась, Робин, осень–то только началась. Ты оленины, что ль, переел? – Малыш Джон ударил Робина по спине дрыном. – А ну, подтянись!

Робин напрягся и влез на дерево. Да, славных воинов воспитывает ему Малыш Джон. И на палках биться, и из лука стрелять, и дома на деревьях строить – всему мог он научить простого йомена. Только рука у Малыша Джона тяжелая.

– Здорово, Робин! – на поляне показался Уилл Алый Чулок. – К нам едут гости.

– Кто на этот раз, красавчик? – Робин снова висел на ветке и пытался повторить свой подвиг. Малыш Джон заехал ему палкой пониже спины.

– Я покажу, а ты угадай, – Уилл любил покривляться. Он скинул с плеч мешок, колчан и лук, и сделал вид, будто скачет на лошади с надменным видом.

– Э–э–энто рыцарь, – сказал Малыш Джон.

– Я не тебе показываю, а Робину, – Уилл изобразил, что за рыцарем скачут другие всадники.

– Я понял. Рыцарь и еще рыцари, – Робин стоял на ветке и вытирал со лба пот.

– Но это еще не все, Робин, – Алый Чулок прикинулся неким существом, чья голова была завернута в грязную тряпку, которую он достал из заплечного мешка. Уилл улыбался щербатым ртом и хлопал глазами, как сова.

– Палач? – с сомнением предположил Робин.

– Тьфу тебя, какой палач! – Уилл пригнулся, будто в поклоне, но, увидев, что его не понимают, быстро вынул из мешка вторую тряпку, грязней и рваней первой и обмотал ее на манер юбки. – Ну, соображайте, обжоры!

– Монах? – Маленький Джон почесал затылок.

– Какой монах, дураки! Это баба! Живая баба!

– Ах, женщина! – разочаровано вздохнул Робин и начал спускаться вниз. – Вот если бы к нам ехал шериф Ноттингема и леди Мэрион.

– Черт, Робин, я это и пытаюсь сказать! – Робин от неожиданности разжал пальцы и упал на землю. Зеленая куртка затрещала по швам.

– Так что же ты молчишь?! Давайте встретим желанных гостей!

– Встретим, как же не встретить! – Маленький Джон и Уилл Алый Чулок радостно переглянулись.

– Вот, присаживайтесь, леди Мэрион. По нашей традиции мы без гостей за стол не садимся. Вымойте перед едой руки. Отведайте мяса. Это не что–нибудь, а мясо королевского оленя, – Робин Гуд был сама любезность, усаживая пленницу за общий стол. – Вот вино, вот пиво, вот эль. Угощайтесь, а я схожу проведать ваших спутников и вернусь.

Леди Мэрион с испугом оглядела своих неожиданных сотрапезников и начала есть, чтобы не разозлить их.

Сопровождавших шерифа солдат ноттингемского гарнизона расположили в отдаленном от основного поселения месте. С них, по традиции, сняли хорошую одежду и выдали жалкие лохмотья крестьян. Велев дать им мяса и вина, Робин вернулся в основной лагерь, чтобы посмотреть на самого шерифа города Ноттингема – лорда Гая Гисборна.

Монах Тук очень любил, когда сэра Гая поручали его заботам. Он не только наслаждался ученой беседой с высокородным пленником, в которой, впрочем, главенствовала ругань, но и любил донашивать его плащи.

На этот раз сэр Гай был молчалив. Обезоруженный, но в кольчуге, он стоял под деревом, скрестив руки на груди, окруженный собаками Тука, знаменитыми тем, что были научены хватать на лету зубами стрелы, и мрачно взирал на веселый пир друзей Робина.

– Давненько мы не встречались, сэр лорд. Ты у нас какой раз? Третий? Четвертый? Что–то я не припомню, – монах Тук отпил вина из деревянной чаши и пнул в бок Вольфа, самого злобного из своих псов. Обратившись не то ко псу, не то к шерифу, он спросил. – Хочешь хлебнуть? Нет? Ну и ладно.

– В этот раз вы от меня ничего не получите, – высокомерно заявил шериф.

– А в этот раз нам ничего и не надо, – хохотнул фриар Тук. – Ты привез нам дар побогаче прежних золотых монет. Сотрапезничать с девой Мэрион, которая прекраснее весеннего леса, лучезарнее…

– Глупый монах, да как ты смеешь! – сэр Гай сделал шаг в сторону толстяка, но десяток разномастных псов свирепо оскалили зубы.

– Хе–хе! Если вам неугодны мои речи, тогда, ваше лордство, разрешите мне спеть вам приветственную песню, – Тук подобрал свою лютню и, перебирая толстыми, но ловкими пальцами струны, запел веселые куплеты:

Жил–да–был славный шериф
Властвовал не год.
Деньги больше всех любил
И губил народ.

Утром в Лондон он писал,
В полдень он казнил,
Днем налоги собирал,
Вечером тужил.

В вечер славный наш шериф
Сядет у окна
На Шервудский лес глядит
И дрожит слеза.

Плачет Гисборн от тоски:
"Свидеться б скорей!
Робин Гуда не видать
Уже столько дней.

Славный парень Робин Гуд
Сердце мне пронзил
Лучшей виселице стан
Выстрелом пробил.

Золотой стрелою лук
Знатен у него."
Плачет вечером шериф:
Любит он его.

Жил да был славный шериф.
Не поймать ему
Робин Гуда никогда.
Пленённым бы саму.

– Четвертовать тебя за такие песни мало! – гневно воскликнул Гисборн, когда вся Веселая ватага закончила выкрикивать одобрения дерзкой песне Тука.

– Вашими молитвами, сэр лорд, – монах допил вино и осенил себя крестом.

– А вот и достославный шериф! Добро пожаловать в нашу скромную обитель, – улыбающийся Робин Гуд вышел, подбоченясь, из–за ракитного куста. – Давно не виделись.

– Черт бы тебя побрал, Робин! – выплюнул сквозь зубы сэр Гай.

– Ты не очень–то рад встрече, Гисборн. Тебе не люба удалая песня? И танцы ты, наверное, не уважаешь? Ладно, – посуровел Робин. – что везешь – все отдавай. Ты наши порядки знаешь.

– Я сопровождаю леди Мэрион. При мне не так много денег, как тебе хочется, но достаточно веревок, чтобы тебя вздернуть.

– Хо! – Робин повернулся к столам, за которыми сидели разбойники. – Послушайте, братья! Храбрый шериф Ноттингема хочет меня повесить в моем же доме. Что нам с ним сделать?

– Убить! Повесить! – оживились разбойники. – Уши отрезать! Нет, нос и яйца! Кастрировать его!

– Ваши мысли прекрасны, друзья! Но с нами теперь благородная дама, которую поручили заботе нашего шерифа. Пока дама здесь, мы ничего такого с ним не сделаем. Гуляйте, друзья! Пейте за здравие леди Мэрион.

– Ура! – закричала вся Веселая ватага и отвернулась от Робина.

– Монах Тук, ты можешь идти к столу. Проследи, чтобы леди Мэрион ни в чем не нуждалась. Потом можете перетряхнуть всю поклажу, наверняка, там денег больше, чем говорит шериф. Малыш Джон и ты, красавчик, затащите–ка нашего гостя ко мне в дом. Не место благородному норманну на улице.

– Не забудь, Робин, мне – его плащ, – шепнул толстяк Тук и заковылял прочь.

Домик на дереве, куда с трудом затащили гремящего кольчужными доспехами сэра Гая, был с таким высоким потолком, что даже Малыш Джон мог вытянуться в полный рост. Кроме соломенной подстилки, служащей ложем, в домике почти ничего не было, но на одной стене была прибита шкура оленя. Вторая, волчья, валялась на соломе.

Робин зашел вслед за соратниками:

– А где твоя знаменитая конская шкура, Гисборн? И где шлем с бычьими рогами? Неужели потерял по дороге?

– Э–э–э, Робин! – Малыш Джон потупил глаза. – Шлем с рогами я взял.

– Отлично, Джон. Главное, не застрянь в нем ушами, – Робин, ухмыляясь, обратился к сэру Гаю. – Надо бы поделиться с бедным монахом одеждой, а с воином кольчугой. Тебе не привыкать. – Увидев, что Гисборн не двигается, он повернулся к своим ребятам. – Не смущайте нашего вельможу, парни. Посторожите за дверью.

– Он, конечно, безоружен, но ты не боишься оставаться с ним наедине, Робин? – спросил Малыш Джон.

– Идите, ребята, я не боюсь старых знакомых.

Когда за ними закрылась дверь, Робин перестал улыбаться. Шериф почувствовал, как нарастает угроза.

– Раздевайся, Гисборн, – сурово произнес Робин. – Поживее.

Вздернув подбородок, сэр Гай сорвал железными перчатками застежку плаща и тяжелая ткань скользнула на пол. За ней ударился о пол пояс с золотой пряжкой и полетел шитый шелком блио. Снять целиковый обер без посторонней помощи шериф не мог, и Робину пришлось самому вынуть несколько скрепляющих стрежней. Трехслойная кольчуга с грохотом упала на дощатый пол, а Гай смешно запрыгал на одной ноге, пытаясь освободиться от кольчужных чулок. Робин спрятал улыбку в усах. Наконец, лорд смог победить непокорные железные кольца и остался в нательном белье.

– Это тоже снимай, – Робин пальцем указал на шоссы, сапоги, и, словно изжеванный волом, помятый доспехами котт.

– Зачем? – сэр Гай был почти на голову выше Гуда и, смотря свысока, боролся с опрометчивым желанием броситься вперед и убить бандита голыми руками.

– На тебе столько одежды, что могут одеться три добрых человека. А хорошие сапоги пригодятся и воину, и монаху. Но если ты не хочешь, то мне легче снять все это с трупа.

– Черт! – тихо выругался сэр Гай, но сапоги снял, оставив котт тонкой вышивки, прикрывавший ноги чуть ниже до колен.

– Гисборн, ты плохо слышишь? Снимай все, – этот тон не обещал ничего хорошего, и шериф дернул рубашку через голову.

Робин сощурил глаза. Когда–то он сам был таким – чистым, с белой кожей, без уродливых шрамов от стрел и кандалов, но лесная жизнь выбила из него все признаки дворянства. Былая жизнь в замке отца промелькнула у него перед глазами, злость вспыхнула в душе. В голове вновь закрутились мысли о смертном грехе убийства.

Гай Гисборн чувствовал себя шутом: шоссы спустились до колен, а ленты, которыми они были привязаны, повисли до полу. Он подавил первое движение прикрыть ладонями срам, но встал ровно, словно болван для доспехов. Пытаясь превозмочь чувство унижения, Гисборн следил за Гудом, смело глядя ему в лицо. Взгляд Робина скользил по нему сверху вниз и от этого шериф почувствовал себя еще более неуютно. Робин обошел вокруг него.

– Да, Гисборн, смотри–ка, уже животик наел, питаясь за королевским столом. Только отчего ты не жирный, как твои помощники? Желчь не дает раздобреть? Или принц Джон пьет все соки? – Робин немного помедлил, стоя у него за спиной, – Что ты не весел сегодня. Где же твои остроумные речи?

– Ты должен освободить леди Мэрион, – ответил сэр Гай и скрестил руки на груди.

– Я освобожу и ее, если ты окажешь мне одну услугу, – Робин встал перед шерифом и его взгляд прошелся от глаз шерифа до ступней. Задержавшись на причинном месте, он присвистнул:

– Ого! Зачем тебе такое богатство, Гисборн?

– Даровано вместе с правом рождения, бандит, – сэр Гай не подумал, стоило ли говорить сейчас дерзкие слова, но Робин в ответ расхохотался.

– Я рад, что тебе у нас нравится.

– Что ты хочешь взамен? – внезапно в глазах Робина загорелся злой огонек и Гисборн невольно поежился.

– Взамен леди Мэрион? Угадай! Ты же такой умный, шериф, – Робин поднял кольчугу и повертел ее в руках.

– Деньги? – Робин покачал головой. – Лошадей? Золота?

– Нет. Ладно, я скажу тебе позже. И, если ты откажешься, я отдам тебя своей Веселой ватаге, и пусть они оправдают свое название и повеселятся на славу. Давно пастуший кнут не касался барской спины. Жаль портить такую нежную кожу, – вздохнул Робин. – Если ты будешь упорствовать, всю твою свиту ждет та же учесть. О судьбе леди Мэрион даже и не думай. У меня сорок молодцов, никогда не пробовавших дворянку. Что сделает с тобой после этого принц Джон?

Гай поджал губы и передернул плечами. Он лихорадочно соображал, что нужно этому мерзавцу. Если не богатства, то что? Отмена смертного приговора?

– Жди и не делай глупостей. Один неверный шаг, и леди Мэрион расскажет королю о твоей рыцарской защите. Эй, молодцы! Постерегите нашего славного шерифа, – Робин взял одежду шерифа и исчез, оставив сэра Гая в недоумении.

– Ого, какой длинный! – в проеме показались две грязные физиономии, с любопытством разглядывающие его шерифство с головы до ног.

– Давай укоротим, шериф, меньше отморозишь! – осклабилась вторая голова. Кажется, эта уродливая рожа без пары передних зубов носила имя "Красавчик". Гай отвернулся.

– Славная жопа! – хрюкнуло какое–то из рыл, и стражники закрыли дверь.

– Мы отнюдь не разбойники, а просто обездоленные крестьяне, – убеждала леди Мэрион тощая девица. – А Робин, – она закатила глаза, – спасает нас. Он такой храбрый!

– Он преступник, – с сожалением напомнила леди Мэрион.

– Зато какой красавчик! – девушка закусила край платка. – Вот бы он выбрал меня.

– Ты хочешь за него замуж? – Мэрион почувствовала укол зависти.

– Нет, он вряд ли женится на простой девушке, он же из благородных. Так, хоть бы побаловался. А вот на вас он бы женился, вы дама знатная.

Леди Мэрион покраснела от неприличных слов девушки, но, разглядев зависть в глазах этой дурнушки, решила утром получше рассмотреть предводителя лесной шайки.

Солнце село и становилось все холоднее. Сквозь щели дома на дереве задувал ветер, жужжали комары. Пьяные крики Веселой ватаги становились все тише. От усталости и злости на самого себя, Гуда и свою судьбу, сэр Гай метался по домику, ударяя по его хлипким стенам кулаками, тщетно пытаясь найти разумный выход из глупейшей ситуации. Малыш Джон пару раз прикрикнул на него из–за двери, чтобы "не дурил и сидел смирно".

Когда Гай Гисборн согласился сопровождать леди Мэрион в аббатство святой Марии, он уже чувствовал, что поход будет неудачен. Предстоящий переход через Шервудский и Бернисдальский леса грозили неминуемым пленом, но нахальная девица упорствовала в своем намерении ехать. И непременно до Михайлова дня. И непременно в сопровождении сэра Гая. А принц Джон посреди ночи подполз с другой стороны шерифовой пятиярдной кровати и, отодвинув от него какую–то служанку, растолкал его и поделился замечательной идеей. Мол, если сэр Гай поедет с лэди Мэрион, то обязательно встретит этого разбойника, четвертого графа Хантингтонского, известного под именем Робин Гуда из Локсли, и легко убьет его, чем сослужит прекрасную службу принцу Джону. Ну, а так как за пару часов до этого сэр Гай услаждал взор бессильного принца Джона любовной игрой со служанкой, и был этим изрядно измотан, то спросонья пробормотал, что готов стараться во имя его высочества. Утром Гай оказался в доспехах, на коне, во главе части своего гарнизона и с глупой курицей, разряженной, как майское дерево. Естественно, что люди Гуда выследили и пленили их без труда. Конская шкура, которую так любил надевать поверх доспехов Гай, была забыта в Ноттингеме.

Сумерки поглощали радость дня и, вместе с солнцем, исчезала надежда Гисборна на легкое спасение. Гай припал к щели в стене, пытаясь разглядеть, что происходит на земле. Кроме нескольких сидящих в стороне от костра разбойников и стерегущего Малыша Джона, сидевшего на ветке перед дверью, он ничего не увидел. Запах жареного мяса щекотал ноздри. Ему захотелось лечь и забыться сном, но жалкое ложе Гуда вызывало отвращение: "Как он, благороднорожденный дворянин, спит в таком хлеву? Впрочем, его замок не лучше. Если бы я мог от него избавиться!" На жидкой подстилке из гниющей соломы лежало тонкое вязаное полотно и грязная скомканная подушка, набитая, скорее всего, камнями. Оглянувшись на дверь, Гай поднял странное одеяло и завернулся в колючую шерсть, заодно сунув ноги под куцую для него волчью шкуру. Стало немного теплее. Воспоминания о родном замке привели его к размышлениям об огромном камине в его спальне, в котором круглый год горел жаркий огонь, о широкой удобной кровати, о толстом соломенном тюфяке и матрасе, набитом конским волосом, о двух пуховых перинах, об одеяле, отороченном лисьем мехом, под которым он так любил прятать ноги в холодные зимы.

Внизу шумел пир, запах жареного мяса вновь долетел до ноздрей Гая и его живот заурчал. Сэр Гай не знал, сколько прошло времени. Он дрожал, зубы уже начали выбивать дробь и, так как никто не приходил его проведать, он все же лег на солому и покрепче завернулся в шкуру.

Солдаты гарнизона явно чувствовали себя неплохо, ведь их, наверняка, накормили и напоили, но их нежелание спасти своего хозяина Гай объяснил себе тупостью тех голодранцев, которых он вынужден брать на службу. Люди Робин Гуда были куда как сметливее. Если быть честным, то именно Робин объединял их и то, что они были горой за своего предводителя, было исключительно его заслугой. Как военачальник он был никудышный – такого выведи в поле и все войско сляжет в первые минуты боя. Это отребье даже на лошадь залезть не сможет, куда там копье держать или меч! В лесу им, конечно, проще. Хитрость и дерзость Робина снискали ему славу во всей Британии. Сам регент заинтересован в его поимке, но сколько замыслов кроется под этой нелепой зеленой шляпой – неведомо никому. Наверняка, насчет самого шерифа есть у него пара веселых затей. Повесить, например. Или утопить, сбросив в мешке с обрыва в реку. Чем не забава?

"Этот нахал прав. Если я откажусь от любого предложения, то эти разбойники сделают с леди Мэрион что–нибудь ужасное. Или со мной. Мразь." – с этими мыслями сэр Гай почти уснул, когда сквозь звуки песни услышал, как тихо открылась плетеная дверь и кто–то вошел.

– Спишь, Гисборн? – это был Робин Гуд. – Надеюсь, тебе мягко на роскошной постели бедняка, как на своих перинах? Монах с прошлого года разъелся и не влезает в твои шелка. Слышишь, как ругается? Жаль, что ты не можешь спуститься к нашему столу. Мы только что обожрались чудесной королевской олениной и напились церковным вином.

– Чего ты хочешь, Робин? – сэр Гай сел. Его голубые глаза сверкнули в отблесках далекого костра. – Где леди Мэрион?

– Ты не голоден? Я так и думал. Довольно поздно для ужина. А леди Мэрион отдыхает со своей служанкой в отдельной хижине.

– Чего ты хочешь в обмен на леди Мэрион?

– И твою свиту? Гай, не забывай о своих солдатах, они старались из всех сил.

– Черт, Робин из Локсли, говори по существу.

– По существу, – сэр Гай услышал звук снимаемого оружия. – нам пора спать.

Робин швырнул на пол кинжал и колчан и сел рядом с Гаем.

– Интересно, принц Джон, правда, спит в твоей постели? Говорят, вы с ним делите не только ложе, но у вас и одна девка на двоих, – цепочка событий выстроилась в голове лорда Гая сама собой – там, в Ноттингеме, каждая из девок, побывавших в его объятиях, каждый стражник, стоявший за дверью его спальни, каждая прачка, стирающая его белье, в общем, все знали, как они с Джоном развлекаются вечерами, а что не знали, то придумали, и разболтали всей округе. Саксонские ублюдки! Гай выпростал из–под шкуры руку, чтобы схватить наглеца за горло, но рука Робина перехватила летящий вперед кулак. – Я шучу, не кипятись. Лучше поделись одеялом, шериф, – Робин потянул шкуру за край и всмотрелся в темноту. – Эй, да у тебя зуб на зуб не попадает.

– Ты лишил меня не только оружия, но и всякой одежды, если помнишь, – сквозь зубы выплюнул разозленный шериф.

– Верно. Прости, – Робин начал снимать сапоги и отвязывать от брэ шоссы. Приподнявшись, он стянул их вместе с брэ, затем снял и скомкал куртку и рубашку, чтобы весь ворох одежды использовать как подушку. Оставшись в таком же первоначальном виде, как и сэр Гай, Робин еще раз окинул взглядом дрожащего пленника и выудил из импровизированной подушки рубашку. – На, надень.

– Неужели ты думаешь, что я надену эту вшивую дрянь? – спросил Гай.

– Тц–ц–ц, – Робин пощелкал языком. – Ты такой чистый, да, шериф? – Робин принюхался. – Небось, моешься, как побывавший на Святой земле рыцарь? Ты ж там никогда не был!

– Я дворянин и должен следить за своим телом так же, как и за душой.

– Душой? – голый разбойник растянулся на соломе. – Ты убил столько людей и сделал столько зла, что поздно думать о рае, Гисборн.

– Не тебе говорить об убийствах: ты убил не меньше моего. Мои руки не запятнаны кровью дворян.

– А мои – кровью бедняков. Перед Господом все равны. Ты ложись.

– Что тебе дать? Деньги? – Гисборн будто не расслышал.

– Ты шутишь, Гай? – Робин засмеялся.

– Прощение? Освобождение от смертного приговора? Вернуть поместье?

– Весь Шервудский и Бернисдальский леса – мое поместье. А прощение мне ни к чему.

– Вообще–то, Шервудский лес – мой. Как и весь Ноттингемшир.

– Ха! Я рад, что мы с тобой спорим из–за леса. Ты ссать не хочешь? А то у тебя весьма жалкий вид.

– Да как ты... – Гисборн осекся, ибо Робин угадал его естественное желание.

– А то шерифы не писают, – хохотнул Робин. – Пойдем, покажу.

– Я никуда с тобой не пойду, – сэр Гай подумал, что это очередная ловушка развеселившегося Робина.

– Тогда встань сам и открой дверь. Там никого нет. Можешь свесить уд куда хочешь, в твоей меткости я все равно сомневаюсь.

Не веря словам лесного разбойника, шериф все же встал и на ощупь добрался до двери. За ней никого не было и только чуть в отдалении, где горел большой костер, сидели разбойники и тихо пели грустную песню.

Пересилить себя оказалось просто: сэр Гай осторожно ступил на край строения и оросил дерево. Раздумывать о побеге не приходилось: леди Мэрион, какова бы она не была, нуждалась в его защите. В конце концов, эта дура – его невеста. Это почти решено. Осталось только собрать тысячу марок, которые запросил принц Джон в качестве платы за сватовство к невесте королевской крови. Сэр Гай стряхнул и, ощутив очередной приступ голода, вернулся в хижину.

– Легче стало? – даже в темноте Гай видел ненавистные ехидные глаза Гуда.

– Да.

– Ложись.

Гай вздохнул и лег рядом с разбойником. Он не понимал, чего хочет Робин Гуд. Жужжание комаров бесило Гисборна не меньше, чем Робин Гуд с его вечной ухмылкой.

– Послушай, Робин, согласись, что у каждого из нас свое предназначение, – Гай прихлопнул очередного кровососа. – Я должен защищать норманнов, ты – саксов. Чем я могу заплатить тебе за свободу моей невесты?

– Невесты? – Робин повернулся к лорду. – Разве она приняла твое предложение?

– Это еще не решено, – пробормотал шериф и вновь почувствовал себя дураком.

– Бравый шериф Ноттингема не отважится сделать предложение? Ты меня удивляешь, Гай. Она тебе не нравится?

– Не твое дело, Робин.

– Не мое, так не мое. Ты вообще, как я посмотрю, не охотник до женского пола. Деньги тебя интересуют больше. – Это все, что я могу тебе дать.

– Я подумал, что ты мог бы освободить от новых налогов жителей северных деревень.

– Ха, Робин! – Гисборн нервно засмеялся и повернулся к своему врагу. – Если я это сделаю, то Джон убьет меня, а мое место займет кто–нибудь другой из его лондонских подхалимов. Ты об этом не думал?

– Думал, – нахмурился Робин. – Но надеялся, что ты такой умный, что найдешь лазейку.

– Вряд ли. Джон жесток и не потерпит самовольных деяний, которые идут вразрез с его замыслами, – Гай посмотрел в потолок, сквозь дыры в котором виднелся кусочек луны. "Хорошо, что нет дождя. Как же он здесь зимой?" – подумал он, а вслух спросил:

– Что–нибудь другое я могу для тебя сделать?

Робин поднялся на локте и всмотрелся в сэра Гая. Сравнив несколько давних коварных замыслов об уничтожении шерифа Ноттингемского, он пришел к выводу, что самым действенным, полезным и унизительным, если не поучительным, сегодня для Гисборна будет не самый простой из них. Немного подумав, как высказать свое желание, он медленно произнес:

– Раз ты не можешь облагодетельствовать народ, ублажи меня.

– Как? – Гай непонимающе вскинул брови.

– Ублажи меня, и я тебя отпущу.

– Что ты имеешь в виду, Робин? – насторожился шериф.

– Доставь мне удовольствие, а утром отправишься домой. Вместе с... невестой. Понимаешь, – вкрадчивый тон Робина не успокоил его. – мы живем в этом лесу уже много лет и мне трудно найти себе достойную пару. А ты вполне можешь мне подойти.

– Ты хочешь, – до Гая начал доходить смысл сказанных Робином слов, – чтобы я...

– Отдался мне, как девка, – закончил Робин. В его голосе снова послышалось веселье. – Один раз, и вы все свободны.

– Ты сумасшедший, – Гай отодвинулся и оказался на голых неструганных досках. Это так напоминало то, что говорил ему принц Джон, когда только появился в Ноттингеме, и Гай, как гостеприимный хозяин уступил ему половину своего ложа. На третью ночь принц Джон уговорил его разделить одну женщину на двоих, как делают мародерствующие солдаты, и, когда Гай понял, что принц предпочитает смотреть на происходящее, получая удовольствие лишь от этого, ему пришлось переступить через свою гордость и позволить Джону быть свидетелем тайной стороны своей жизни. Конечно, дарованные наутро драгоценности и земли восполнили потерю скромности, и Джон, поглаживая Гая по плечу, упросил его "и дальше быть отважным постельным рыцарем, и даровать счастье быть судьей на следующих любовных турнирах". Нутром Гай чувствовал, что в этом есть что–то дьявольское, но отказать пока не решался: было бы глупо спать с принцем в одной постели, а удовлетворять естественные потребности тела, прячась по закоулкам замка. Робин хотел зайти намного дальше, чем брат короля. А тут еще тупой монах со своими куплетами.

– Эй, куда же ты? Совсем замерзнешь, – Робин схватил шерифа поперек груди и подтащил к себе ближе. – Вдвоем–то теплее.

– Я не пойду на это, ты, презренный! – Гисборн пнул ногой шкуру и попытался встать.

– Значит, я отдам тебя своим ребятам. Вот они–то натешатся, – Робин лениво зевнул и лег на спину, положив руки под голову. – Деревенские девки и парни тут есть, но чтобы леди и рыцарь в одно время! И оба норманны! Такого у нас еще не бывало.

– Они что, способны на такое? – Гай нарисовал в своем воображении картину собственной экзекуции толпой нищего сброда и лег обратно.

– Они тебя высекут, отымеют и опять высекут. И каждый из сорока захочет похвастаться, что имел шерифа Ноттингемского.

– Ты требуешь от меня слишком много и не оставляешь выбора, – Гисборн сжал зубы.

– Я рад, что ты это понимаешь.

– И ты сам будешь хвастаться, что имел шерифа, – он тянул время, раздумывая, как оторвать Робину все выступающие части тела.

– Ну что ты! Это будет между нами, пока ты не начнешь действовать против меня.

– Я уже начал действовать против тебя, – Гаю казалось, что он бормочет сквозь сон, так тих стал их разговор. Выхода из тупика не было. Если он начнет драку, то явно будет убит: Робин моложе, сильнее и ловчее его. Это также верно, как то, что Локсли угадал его позорную тайну, известную из живых только королю Ричарду. В конце концов, не за одни красивые глаза он получил этот город, но и за умение смирять свою гордыню и исполнять королевские желания. Впрочем, король Ричард, как и сэр Гай в те давние времена, предпочитал хорошую взаимную дрочку партии в шахматы и бочонку эля. И, если сейчас что–то выплывет наружу, то он сможет сослаться на то, что был безоружен и связан, и не мог противостоять этому лесному дьяволу. Другой вопрос, что Гисборн клялся себе больше никогда не поддаться постыдному пороку, и, даже деля ночи с принцем Джоном, у него ни разу не возникло желание пойти на поводу у недостойной слабости, когда принц подбирался ближе, чтобы посмотреть, как именно Гай делает то или это, и прикасался к нему, чтобы направить на интересующий его путь. Впрочем, принц Джон не был и на сотую долю так красив, как этот парень.

– Значит, пока не начнешь сам хвастаться, что тебя облагодетельствовал Робин Гуд.

Они замолчали. Гисборн прикрыл глаза. Робин требовал не так много, но и не так мало. Если они сдержат обещание, то никто ничего не заподозрит. Не требует же этот подонок отдать ему земли, или леди Мэрион, или выкрасть королевскую печать. Но выдержит ли он? Сам сэр Гай когда–то видел, как крепкие, храбрые воины впадали в экстаз, если их сношали, как суку, но никогда не понимал от чего. Одно дело, если ты в темноте промахиваешься, и девица под тобой начинает вопить, как резанная, требуя, чтобы ты убрался оттуда. Если же это делали мужчины, то ему всегда удавалось быть быком, а не коровой. Быть заставленным стоять по–собачьи казалось ему унизительным, гадким, а, главное, сравнимым с теми изощренными пытками, которыми любили развлекаться его палачи – выродки из самого сердца Нормандии. При первой же возможности надо убить мерзавца.

– А у тебя и впрямь эта штука длиннее моей.

Сэр Гай вздрогнул от неожиданности, когда рука Робина коснулась его сокровенных мест.

– Чтоб ты сдох, падаль, – прошипел он и всмотрелся в нависшего над ним мужчину. Признаться себе, что Робин ему нравится, Гай не мог, и только удивленно разглядывал крепкое тело бывшего графа.

– А ты меня и вправду любишь, – Робин мягко сдавил содержимое своей ладони. – Давай–ка согреемся, Гай.

– Больно же, Робин, – он почувствовал, что теряет самообладание.

"Прекрати, Жеребец, это же Локсли! – приказал себе Гай. – Еще не хватало тебе с ним…" Но в этот момент Робин подмял его под себя и стал шарить огрубевшими руками по его телу. Не в силах сопротивляться, Гисборн закусил губу, закрыв глаза, и попытался не отвечать на ласку. За несколько молчаливых секунд Робин сделал с ним то, чего Гай не мог себе представить в подобных обстоятельствах. Робин Гуд целовал его шею, грудь, брал за безвольные руки, подносил пальцы к своим губам, покусывал плечи, и иногда возвращался к шее, чтобы слегка куснуть и заглянуть в глаза и встретить там холодные озера смятения.

Гай не знал, как реагировать. Зов греховной плоти тянул его к телу Робина, как звук рога зовет охотничьих псов к добыче, но призыв разума не отвечать на содомские ласки останавливал его, словно кнут – йомена. Поэтому Гай зажмурился, когда Робин поцеловал его живот и прошелся ладонями ниже. Девушки, которых привозили для принца Джона, тоже иногда это делали, но не так искусно.

Вдруг Робин раздвинул ноги шерифа и крепко сжал его запястья. Гисборн испугался, что намерения у парня самые злостные и дернулся, но когда он понял, что его целуют там, где никто никогда не бывал, удивленно открыл глаза.

– Что ты делаешь? – спросил он, попытавшись разглядеть в темноте, что творится внизу.

– Оломо, енно? – почему–то Робин решил говорить, не вынимая определенную часть Гая изо рта.

– Да, здорово, – шериф хотел поднять руку, чтобы вцепиться в волосы Робина и оттащить от опасного места, но пальцы недругов переплелись и сжались вместе, словно тиски. Гай едва дышал, боясь пошевелиться и напороться на острые зубы этого волка.

– Меня этому один рыцарь научил, когда гостил здесь. Рассказывал, что вытворяют девки со Святой земли, – Робин облизал край и с причмокиванием стянул губами выступившую каплю, а потом с разочарованием добавил. – Что ж ты никак? Ты ж вроде мужик.

"Он хочет, чтобы я был сверху?" – изумился, понадеявшись, Гай, но тут же понял, что ошибся и впервые по–настоящему воспротивился происходящему: Робин попросил его перевернуться и встать на колени.

– Нет, – дернулся лорд. Действительно, насчет "отыметь шерифа" Локсли не шутил. – Я не могу.

– Почему, Гай? – Робин вновь щекотал его шею своей бородой. От разбойника пахло костром, мясом и вином, и запах этот сводил Гисборна с ума. – Тебе же нравится такое.

– Нет, я не шлюха. Я никогда не был… подстилкой, – внезапно Гай схватил Робина за плечи и попытался перебороть его, положив на лопатки.

– Я тоже, – Робин быстро подавил сопротивление, придавив Гая к полу. – Я тебя полонил и могу сделать с тобой что угодно. Хоть на цепь посадить, хоть собаками затравить. Поэтому просто повернись на живот и помолчи. Ну же! Черт, Гисборн, ходят слухи, что тебе привычно делать кое–что на глазах у других. Я могу потрафить тебе и сделать это на глазах у леди Мэрион и твоих солдат. Что ты тогда сделаешь?

– Упаду на меч, – прошептал Гай и, сбросив Робина, медленно перевернулся.

Плюнув на руку, Робин размазал по себе слюну и без лишних церемоний овладел Гаем. Шериф возблагодарил давно забытого им Господа за то, что тот не наделил Робина из Локсли бoльшим достоинством. Слезы брызнули из глаз рыцаря, и не было сил сдержать крик. Робин схватил его за волосы и вдавил лицом в волчью шкуру.

– Тихо, ты! Весь лагерь сбежится на нас посмотреть.

Одно смог чуть позже отметить пленник – Робин и сейчас знал, что делает. Длившаяся целую вечность мука принесла, наконец, пользу – он согрелся. Кожа Робина была горячей, с него начал течь пот и сэр Гай постепенно смирился с мерным покачиванием, в которое вовлекал его мучитель. Шериф закрыл глаза, судорожно вцепившись пальцами в солому, стараясь думать только о сладковатом запахе гнилья, о содранной коже на коленях, о том, как глупо было забыть конскую шкуру – залог удачи. Сквозь затуманившееся болью сознание он вдруг услышал восторженный шепот Робина:

– Тебе начинает нравится! – Гисборн понял, что уже не просто раскачивается в такт, чтобы не было больно, но и подается навстречу жаркому орудию. Резкая боль отступила, ее сменило странное чувство, будто Робина внутри него нет.

– Скажи, что тебе нравится, – настаивал Робин, и когда шериф не ответил, сделал резкий толчок в сторону. Гай задохнулся от смеси боли и странной дрожи, которую тот породил.

– Что ты делаешь? – просипел он.

– А вот что! – Робин повторил ход, и вновь у сэра Гая закружилась голова. На мгновение ему показалось, что весь дом сотрясается от их игры и, того гляди, крепкие веревки подведут, и они окажутся погребенными под обломками, причем найдут их тела в самом постыдном положении. Однако, секундой спустя, его сердце зашлось в подзабытом сладком трепете, а Робин, нащупав слабое местечко, все чаще и чаще ударял по нему.

– Тебе нравится! Да, теперь тебе точно нравится, – шериф приказывал себе молчать и пытался силой воли опустить окаянный орган, но внезапно Робин подсунул руку под живот сэра Гая и схватил предательски восставший жезл.

С глухим стоном Гай Гисборн заскользил, с одной стороны, надетый на вертел, с другой стороны, толкаясь в ладонь Робина, а разбойник, прижавшись мокрой грудью к спине шерифа, легко насаживал его на себя. Гуд замер всего на мгновение, и шериф понял, что сейчас падет окончательно: проникший в зад кол привел его в такое блаженство, что он позорно забился в руках насильника, изливая на солому поток семени. Робин не заставил себя ждать и ускорил тычки, раздирая нежную плоть, на последнем дыхании снова вдавив все тело сэра Гая в шкуру так, что тот едва мог дышать.

– У тебя невероятная дырка, Гисборн, – через некоторое время Робин вытащил руку из–под лежащего ничком шерифа. – Чего молчишь?

– Пошел ты! – прошипел шериф, не поднимая головы.

– Не обижайся, – Робин притянул упирающегося Гая и крепко прижал к себе. – И хрен у тебя обалденный. Мне было хорошо. Признайся, что тебе тоже.

– Да иди ты!

– И куда делось все воспитание? – притворно вздохнул Робин и отпустил Гая. – Надо бы перину получше раздобыть, а то все коленки стер. Ладно, лежи, пойду отолью. Да и накормить тебя надо.

Когда за Робином закрылась дверь, Гай Гисборн свернулся калачиком и подтянул к себе жалкое одеяльце. Его трясло, как в лихорадке. Никогда еще ему не было так плохо и так хорошо в одно и то же время. Ни с покойными ныне друзьями по юношеским забавам, ни со сгинувшими в Крестовом походе рыцарями королевского двора, ни с Львиным Сердцем он не испытывал ничего подобного. Оказалось, что простой бунтовщик умел делать это намного лучше него, благородного рыцаря. Гисборн пытался разогнать мглу, которой всегда наполнялась его голова после любовных утех, но вновь и вновь к нему возвращалось видение Гуда, целующего то, чего никто никогда не касался губами. Худшее в его жизни, он признался себе, случилось: с Робином из Локсли он мог вести такой бой хоть сто лет. И наплевать, если он обманул Гая и наутро не отпустит его и леди Мэрион. Теперь Гай Гисборн, шериф Ноттингемский, точно знал, как отомстить за жестокую шутку над лордом: он не останется перед разбойником в долгу и попросит ответной услуги. Вот только останется он после своей просьбы на этом свете или окажется на том – неизвестно.

Робин долго не возвращался. Саднящая боль окутывала лорда шерифа, унося в царство мрачных снов, и глаза наполнились нежданной влагой. Падая в вырытый усердием Робина капкан сна, глотая злые слезы, он прошептал:

– Райско мне было, проклятая тварь, райско! – и погрузился в мучительную дрему, в которой Робин пробирался к нему во дворец, скользил в постель между двух жарких пуховых перин и обнимал его, целуя в шею и ниже, и Гай отвечал ему сам, добровольно, такой же лаской, а принц Джон, сидя в лесу у костра, одетый в рубище, пересчитывал тысячу марок и ухмылялся скверной улыбкой.

А Робин из Локсли, стоя на ветке, орошал кусты, целясь точно в спящих под ними соратников, и размышлял о том, сможет ли он, доказав сегодня свою прыть, завоевать не только шерифа, но и леди Мэрион, чтобы пошатнуть власть принца Джона у самых основ и вернуть на трон своего любимого короля Ричарда Львиное Сердце.